— Мне сказали, что вы отличный таксидермист, — незнакомец протиснулся мимо Таглиони в коридор.
— Это так, — с гордостью произнес Таглиони.
— Вы любое чучело можете сделать? — В вопросе пришедшего прозвучала нотка скептицизма.
— Какое угодно, — ответил Таглиони. — Рыбы, лисицы, домашние птицы, фазаны. Назовите что хотите, и я это вделаю.
Локхарт назвал.
— Бенвенуто Челлини! — поразился Таглиони, переходя от удивления на родной язык. — Мама мия, вы это что, серьезно?!
Локхарт подтвердил, что совершенно серьезно. Вытащив из кармана пальто огромный револьвер, он направил его на Таглиони.
— Но это же незаконно! Это неслыханно! Это…
Револьвер уперся ему в живот.
— Я сказал, что надо набить, и ты набьешь, — проговорила закутанная фигура. — Даю тебе десять минут на сбор инструмента и всего необходимого, и мы едем.
— Надо выпить, — сказал Таглиони, и в него насильно влили полбутылки бренди. Через десять минут таксидермист, с завязанными глазами, пьяный и вроде бы немного тронувшийся, был погружен на заднее сиденье машины мисс Дейнтри и увезен на север. К трем часам утра машина была уже спрятана на заброшенном заводике по обжигу извести неподалеку от Блэк-Покрингтона, а прямо через болота шагал высокий, одетый в темное человек, через плечо у которого был переброшен бесчувственный Таглиони. В четыре часа утра они достигли Флоуз-Холла. Локхарт отпер винный погреб и положил таксидермиста на пол. Додд не спал и был наверху.
— Сделай крепкий кофе, а потом пойдешь со мной, — сказал ему Локхарт.
Полчаса спустя Таглиони удалось привести в чувство, для чего ему в рот влили крепкий и обжигающе горячий кофе. Первым, на что наткнулся его преисполненный ужаса взгляд, было лежавшее на столе тело мертвого старика. Вторым был револьвер Локхарта, третьим — Додд, скрывший свое лицо под маской.
— А теперь за работу, — сказал Локхарт.
Таглиони от волнения непрерывно сглатывал.
— Либер готт, мне заниматься подобной штукой…
— Это не штука, — мрачно произнес Локхарт, и Таглиони вздрогнул от того, как были сказаны эти слова.
— Никогда в жизни не делал чучела человека, — бормотал он, роясь в своей сумке. — Почему было не позвать бальзамировщика?
— Потому что я хочу, чтобы суставы были подвижны.
— Чтобы суставы были подвижны?!
— Руки, ноги и голова, — сказал Локхарт. — Он должен быть в состоянии сидеть.
— Ноги, руки и шею я, возможно, смогу сделать. Но с тазобедренными суставами ничего не выйдет. Он будет или только сидеть, или стоять. Что-то одно.
— Сидеть, — сказал Локхарт. — За работу. И вот пока вдова спала наверху, даже не подозревая о постигшей ее столь долгожданной тяжелой утрате, в погребе началась жуткая работа по изготовлению чучела старого Флоуза. Проснувшись, миссис Флоуз услышала, что из комнаты старика доносятся его обычные проклятия. Услышал их и работавший в погребе Таглиони, почувствовавший себя при этих звуках отвратительно. Самочувствие Додда было немногим лучше. Ему не доставляла большого удовольствия необходимость вытаскивать из погреба ведра и опорожнять их в парнике, где выращивали огурцы и где под засыпанными снегом стеклами никто не мог бы увидеть эту процедуру.
— Возможно, огурцы станут расти и лучше, — пробурчал Додд после пятого путешествия с ведром, — но мне от всего этого лучше не становится. Я теперь никогда и притронуться к огурцам не смогу без того, чтобы не вспоминать при этом старого чертягу.
Он спустился в погреб и пожаловался Локхарту:
— Почему бы нам не воспользоваться просто выгребной ямой?
— Потому что он не хотел, чтобы его хоронили, и я намерен во всем придерживаться его воли, — ответил Локхарт.
— Попробовал бы ты сам вынести несколько таких ведер, — с горечью сказал мистер Додд.
Таглиони произнес нечто неразборчивое. Он бормотал себе под нос что-то непонятное на своем родном итальянском языке, а когда Локхарт, не подумав, вышел ненадолго из погреба, то, вернувшись, обнаружил, что таксидермист для снятия напряжения опустошил за эти минуты две бутылки выдержанного портвейна, который держал для себя покойный Флоуз. Додд не вынес вида пьяного таксидермиста, по локоть запустившего руки в тело его горячо оплакиваемого хозяина. Он выбрался из погреба, но наверху его встретил загробный голос покойника, продолжавшего сыпать из спальни проклятиями.