Последние отзывы

  7  

И потому, стоя у поручней и глядя на сверкающий под луной белый пенистый след, Локхарт пытался осмыслить новые для него чувства в тех образах и понятиях, что были ему доступны. Он бы хотел провести весь остаток своей жизни, стреляя разную дичь и складывая ее у ног Джессики Сэндикот. С таким, несколько экзальтированным пониманием любви он спустился в каюту, в которой шумно храпел облаченный в красную фланелевую ночную рубашку старый Флоуз, и забрался в койку.

Во время завтрака старый Флоуз сам подтвердил те ожидания и предчувствия, что накануне вечером пробудил Локхарт в душе миссис Сэндикот. Одетый в костюм, окончательно вышедший из моды еще в 1925 году, он прошествовал к своему месту с той важностью и уверенностью в себе, которые были приобретены явно задолго до костюма. Прорезав просеку через толпу услужливых официантов, он сел, пожелав миссис Сэндикот доброго утра, и с отвращением развернул меню.

— Мне овсянку, — сказал он нервно склонившемуся над ним метрдотелю, — и не какую-то непроваренную размазню, а настоящую овсянку.

— Да, сэр. Что еще?

— Двойную яичницу с беконом. И почки, — ответил Флоуз, чем весьма обрадовал миссис Сэндикот, знавшую о холестероле абсолютно все и сразу же предположившую, что старого Флоуза тоже должна волновать эта проблема. — И если я говорю «двойную яичницу», то имею в виду именно двойную. Из четырех яиц и с дюжиной кусочков бекона. Еще тост с джемом и две большие кружки чаю. Мальчику все то же самое.

Официант поспешил выполнять этот убийственный заказ, а Флоуз посмотрел поверх очков на миссис Сэндикот и Джессику.

— Ваша дочь, мадам? — спросил он.

— Моя единственная дочь, — прошептала в ответ миссис Сэндикот.

— Поздравляю, — сказал старый Флоуз, не уточнив, отдает ли он должное миссис Сэндикот за красоту ее дочери или же одобряет, что дочь у нее только одна. Миссис Сэндикот смутилась и покраснела. Старомодные манеры Флоуза она сочла столь же восхитительными, как и его возраст. В дальнейшем тишина за завтраком нарушалась лишь тем, что старик негодовал на поданный ему чай, который, по его мнению, был жиже колодезной воды, и требовал настоящий утренний чай, такой, в котором бы ложка стояла. Внешне казалось, что старый Флоуз сосредоточил все свое внимание на яичнице, беконе и получении от ресторана такого чая, в котором было бы достаточно танина, чтобы прогнать весь этот завтрак через закупоренные кишки. На самом же деле его мысли были о другом и шли в направлении, весьма сходном с идеями миссис Сэндикот, хотя упор в своих размышлениях старый Флоуз делал на совершенно иные вещи. За долгую жизнь он научился за милю чуять всяческий снобизм, и почтительное отношение со стороны миссис Сэндикот его весьма устраивало. Он подумал, что из нее бы вышла отличная экономка. Еще лучше, что у нее была дочь — худосочная девица, явно способная составить пару его такому же худосочному внуку. Чуть скосив свои водянистые глаза, старый Флоуз взглянул на Локхарта, и во взгляде его засветилось нечто, отдаленно похожее на любовь.

— Бараньи глаза, — подумал он про внука и непроизвольно произнес эти слова вслух, чем страшно смутил стоявшего рядом официанта, бросившегося извиняться за отсутствие в меню этого блюда.

— А кто их просил? — раздраженно буркнул Флоуз и небрежным жестом испещренной старческими пятнами руки отослал официанта.

Чем больше таких мелочей впитывала миссис Сэндикот, тем крепче становилась ее уверенность, что Флоуз — именно тот человек, появления которого она так долго ждала: переваливший за девяносто владелец огромного имения, обладатель внушительного счета в банке и любитель тех блюд, что способны убить его в самое ближайшее время. И потому она с достоинством приняла его предложение прогуляться после завтрака по палубе. Флоуз отпустил Локхарта и Джессику поиграть в метание колец, после чего начал вышагивать вместе с миссис Сэндикот по верхней палубе таким темпом, что у той перехватило дыхание. Когда были пройдены обязательные ежедневные две мили старика, миссис Сэндикот по-прежнему не могла перевести дыхание, но теперь уже по другой причине. Старый Флоуз не тратил слов попусту.

— Разрешите мне сказать совершенно прямо, — заявил он, когда они уселись передохнуть. Впрочем, он мог бы и не делать такого вступления, ибо говорить иначе просто не умел. — Не хочу скрывать свои мысли. У вас дочь на выданье, а у меня внук, которого пора женить. Я прав?

  7