ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  378  

У Галла не было приказа сопровождать кувшин. Он передал его капитану и вернулся к Октавиану. Но кто-то из моряков прознал, какой груз повезут, ибо кувшин привлек пристальное внимание экипажа. Целый корабль, нанятый за большие деньги, только для того, чтобы переправить в Италию какую-то керамическую посудину? Немыслимо! Невероятно! Тут пошел шепоток, и он был услышан: внутри голова Марка Юния Брута, убийцы божественного Юлия! О морские лары, защитите нас! Какой дьявольский груз!

В открытом море торговое судно захватил шторм, каких команда еще не знавала. Голова! Это все голова! Когда прочный корпус получил большую пробоину, люди совершенно уверились, что мертвая голова решила убить и их. Гребцы и матросы отняли кувшин у капитана и выбросили его за борт. Как только груз исчез в волнах, шторм прекратился.

А кувшин с головой Марка Юния Брута уходил в глубину, как тяжелый камень, — все глубже и глубже, чтобы залечь навсегда на илистом дне Адриатического моря где-то между Диррахием и Анконой.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Повесть об уходе последнего великого республиканца Гая Юлия Цезаря «Падение титана, или Октябрьский конь» является последней из серии книг о республиканском Риме.

Октавий (Октавиан) Август скорее принадлежит к империи, чем к Республике, так что, рассмотрев его детство и первые шаги на мировой событийной арене, я нахожу уместным остановиться, прекратить доставлявшие мне огромное удовольствие попытки вдохнуть жизнь в историю, не искажая ее больше, чем это делает неизбежным ограниченность моих знаний.

При условии, что писатель придерживается исторических событий и подавляет искушение привить свое собственное, современное мировоззрение, свою этику, мораль и свои идеалы людям, жившим в рассматриваемый период, роман — это отличный способ исследовать другое время. Он разрешает писателю залезть в умы персонажей и идти по лабиринту их мыслей и эмоций. Роскошь, непозволительная для профессиональных историков, но она дает возможность достаточно связно изложить факты, которые иначе непонятны, таинственны и нелогичны. На протяжении этих шести книг я брала внешнее обрамление жизни некоторых очень известных исторических личностей и пыталась на этой основе создать правдоподобных, живых людей, с очень сложной внутренней организацией, в которой, исходя из здравого смысла, им не вправе никто отказать.

Я занялась тем периодом по трем причинам. Во-первых, другие писатели обычно не доводят повествование до конца, до смерти героя. Во-вторых, связь тех времен с современной западной цивилизацией состоит в том, что многое в наших собственных системах юстиции, управления и коммерции заимствовано у Римской республики. И последнее, но не менее важное. Редко бывает так, чтобы в один исторический период на исторической сцене выступало так много чрезвычайно одаренных людей, находящихся в непосредственном знакомстве друг с другом. Марий, Сулла, Помпей Великий — все были известны Цезарю и все так или иначе оказали влияние на формирование его жизненных устремлений, подобно другим знаменитым историческим деятелям, таким как Катон Утический и Цицерон. Но к концу этой книги все они уходят, включая Цезаря. Что достается от них Риму в наследство — это внучатый племянник Цезаря, Гай Октавий, который станет императором Цезарем, а потом Августом. Если я не остановлюсь сейчас, я не остановлюсь никогда!


А теперь о деталях.

Призрак Уильяма Шекспира всегда будет довлеть над нашим представлением о Бруте, Кассии, Марке Антонии и об убийстве Цезаря. Принеся извинения Барду, я решила довериться более древним источникам, которые свидетельствуют, что Цезарь, умирая, ничего не говорил и что у Марка Антония не было шанса произнести пламенную надгробную речь — толпа не дала ему сделать это.

Читателя могут заинтриговать некоторые менее известные вещи этого, вообще-то лучше всех прочих изученного, периода. Например, марш Катона по суше в провинцию Африка и судьба головы Брута. Другие, такие как сражение при Филиппах, до того запутанны, что в них трудно разобраться. Два наиболее авторитетных древних источника — Плутарх и Светоний — нуждаются в дополнениях десятков и десятков других, включая Аппиана, Кассия Диона и Цицерона (письма, речи, записки).


В одном я позволила себе вольность по отношению к историческим утверждениям. Это касается предполагаемой трусости Октавиана во время кампании, закончившейся сражениями при Филиппах. Чем больше я углублялась в изучение ранних лет его карьеры, тем менее правдоподобной казалась мне эта трусость. Множество других аспектов его поведения на этой стадии указывают, что в отсутствии смелости его упрекнуть нельзя. Он обладал поразительной стойкостью и энергично, с апломбом Суллы или Цезаря, предпринял два марша на Рим, и это в свои неполные двадцать. Между прочим, я вовсе не одинока во мнении, что парень украл военные деньги Цезаря.

  378