Последние отзывы

  20  

— Цезарь, конечно, должен знать, — спокойно возразил Потин, — что засуха прошлась вокруг всего Вашего моря, от Испании до Сирии. Мы купили необходимое, но цены ошеломляющие, и, естественно, наши затраты должны быть возмещены потребителями.

— В самом деле? Как разумно, — так же спокойно отреагировал Цезарь. Он поднял свиток с колен. — Я нашел этот документ в палатке Гнея Помпея Магна после Фарсала. Это завещание Птолемея Двенадцатого, твоего отца, — кивнул он в сторону задремавшего мальчишки. — Здесь ясно сказано, что Александрией и Египтом должны совместно управлять его старшая дочь Клеопатра и его старший сын Птолемей Эвергет, как муж и жена.

Потин вскочил и властно протянул руку.

— Дай это мне! — потребовал он. — Настоящее и законное завещание Птолемея Авлета должно было бы находиться либо в Александрии, либо у римских весталок.

Феодот впился пальцами в плечо маленького царя, чтобы его разбудить. Ганимед, изображая внимание, сидел с бесстрастным лицом. «Ты здесь самый способный, — подумал Цезарь. — Должно быть, тебя раздражает необходимость подчиняться Потину! Подозреваю, ты предпочел бы видеть на троне свою Арсиною. А Клеопатра всем ненавистна. Но почему?»

— Нет, главный дворцовый управляющий, ты его не получишь, — холодно возразил он. — В нем Птолемей Двенадцатый, известный как Авлет, говорит, что его завещание не будет находиться ни в Александрии, ни в Риме из-за… э-э… неспокойствия в государстве. — Он выпрямился, лицо стало суровым. — Пора бы Александрии уняться, а ее правителям стать более щедрыми по отношению к низам. Я не покину ваш город, пока не добьюсь сносных условий существования для всех горожан, а не только для македонцев. Я не потерплю, чтобы после моего отъезда здесь зрел нарыв сопротивления Риму, и не позволю какой-либо стране предлагать себя в качестве ядра дальнейшего сопротивления Риму. Примите тот факт, что Цезарь останется в Александрии, пока не вскроет этот давно созревший нарыв. Поэтому я искренне надеюсь, что вы пошлете гонца к царице Клеопатре, и что мы увидим ее здесь через несколько дней.

«А еще, — добавил он про себя, — я не позволю республиканцам превратить этот порт в свою опорную базу. Пусть собираются в провинции Африка, где их будет легко раздавить».

Он поднялся.

— Все свободны.

И они ушли с кислым видом.

— Ты послал курьера к Клеопатре? — спросил Ганимед главного управляющего, когда они вышли в розовый сад.

— Я послал двоих, — улыбаясь, ответил Потин, — но на очень неповоротливой лодке. И послал третьего — на быстроходном ялике — к генералу Ахилле. Когда два первых курьера догребут до Пелузия, их там уже будут ждать. Я очень боюсь, — вздохнул он, — что Клеопатра не получит послания от Цезаря и он сочтет ее слишком заносчивой и не желающей подчиняться римскому представителю.

— У нее есть шпионы во дворце, — сказал Ганимед, глядя на уменьшающиеся фигуры Феодота и царя, спешащих впереди них. — Она попытается увидеть Цезаря — это в ее интересах.

— Я знаю. Но капитан Агафокл и его люди патрулируют вдоль всей стены и проверяют малейшую рябь по обе стороны мыса Лохий. Она не пройдет сквозь мои сети. — Потин остановился и изучающе посмотрел на собеседника, тоже евнуха и такого же статного, как он сам. — Я так понимаю, Ганимед, что ты предпочел бы, чтобы нами правила Арсиноя?

— Многие предпочли бы, — спокойно ответствовал Ганимед. — Например, сама Арсиноя. И наш маленький царь. А Клеопатра пропитана духом Египта. Для македонцев, как мы, это яд.

— Тогда, — сказал Потин, — я думаю, нам обоим следует действовать заодно. Ты, надеюсь, не претендуешь на мое место, но если твоя питомица займет трон, это ведь не причинит тебе больших неудобств?

— Не причинит, — улыбнулся Ганимед. — Однако хотелось бы знать, что затевает наш гость.

— Затевает?

— Да. Я чувствую это нутром. Кавалерийский лагерь развил бурную деятельность, а в Ракотисе подозрительно тихо.

— Меня раздражает его своеволие! — взорвался Потин. — К тому времени, как он закончит укреплять свой кавалерийский лагерь, в старых городских стенах не останется ни одного камня.

— И почему мне кажется, что все это для видимости? — спросил Ганимед.

На следующий день Цезарь послал только за Потином.

— Я должен обсудить с тобой один вопрос от имени одного моего старого друга, — с легкой улыбкой сказал он вошедшему.

  20