Последние отзывы

  88  

Теперь в комнате можно было различить немного больше. Она прошла через дверной проем, ступая очень тихо, и пристально всмотрелась в угол. Ее отец, облаченный в сутану, лежал на кушетке, положив голову на диванную подушку. Его дыхание было внятным — долгий гортанный, похожий на храп звук, затем длительная пауза, затем еще один звук. Мюриель закрыла за собой дверь. Она подошла поближе, чтобы посмотреть на отца.

На секунду с холодным ужасом она подумала, что его глаза открыты и он смотрит на нее. Но это всего лишь игра света. Глаза были закрыты. А губы чуть приоткрыты, и их уголки опустились, как будто он усмехался. Одна рука свесилась и лежала ладонью вверх на полу. Мюриель стояла неподвижно, пристально глядя на него. Что она делала здесь? А если он проснется и увидит, что она разглядывает его? Но страстное желание, которое она уже не могла преодолеть, овладело ею. Очень осторожно Мюриель убрала ткань с лампы и направила свет на Карела. Она замерла. Он не шевелился. Затем Мюриель увидела маленькую голубую бутылочку, в которой хранилось снотворное. Она валялась на полу в ногах кушетки и была пуста.

Мюриель знала это с тех самых пор, как покинула свою комнату, но то знание было как будто оцепенелым и мертвым в ней. Теперь она стояла у стола, тяжело дыша, и ей казалось, что она сейчас потеряет сознание. Ей удалось сесть на стул. Она подумала: «Он погиб», — и закрыла глаза.

Минутой позже она раскрыла их. Музыка. Карел поставил пластинку. Значит, всего несколько минут назад он был в сознании. Мюриель встала и подошла к кушетке. Она едва смогла заставить себя прикоснуться к нему. Положив руку ему на плечо, она сгребла тяжелую ткань сутаны и, когда сжала ее, почувствовала кость плеча. Она встряхнула его и позвала. Закрытые веки не дрогнули, тело никак не отозвалось, равномерное дыхание продолжалось. Мюриель снова встряхнула его, в этот раз намного сильнее, схватила за оба плеча, глубоко вонзив в них пальцы, и попыталась поднять. Она прокричала ему прямо в ухо: «Карел! Карел!» Вялое тело выпало из ее рук.

Мюриель подумала: «Нужно позвать на помощь. Я должна быстро спуститься к телефону и позвонить в больницу.

Он просто без сознания. Он не мог выпить таблетки давно. Его еще могут спасти, могут вернуть его к жизни, с ним все будет в порядке». Мюриель бросилась к двери. Затем ее как будто кто-то схватил сзади, она заколебалась и остановилась, а остановившись, застонала от боли и жалости к себе. «Это, это, это — ей не удалось спастись от этого. Следует ли возвращать назад Карела?»

Мюриель повернулась и всмотрелась в его лицо. Оно уже немного изменилось. Белая, блестевшая, как эмаль, кожа теперь стала похожа на серый воск, на утоптанный снег, утративший свою белизну. Черты его заострились. Даже волосы Карела, рассыпавшиеся по подушке, потеряли свой глянец и выглядели как едва узнаваемые останки, найденные в могиле или гробу. Мюриель заскрежетала зубами. Она должна думать сейчас, думать так напряженно, как никогда в жизни не думала прежде. Но могла ли она в такой ситуации думать?

Карел принял решение. Вправе ли она изменить его? Привилегия, на которую она заявила свои права, могла ли она отказать в ней Карелу — уйти когда и как он захочет? У него были свои причины, чтобы уйти, причины, возможно, еще более ужасные и непреодолимые, чем она могла представить. Она не могла взять на себя ответственность за то, чтобы насильно, из жалости, вернуть его к сознанию, которое он отверг и решил уничтожить. Не могла она таким образом поступить со своим отцом, с его авторитетом, его достоинством. Карела нельзя тащить за ноги назад к ненавистной жизни. Она не могла в этот последний момент присвоить себе такую власть над ним.

И все же она обладала такой властью и не могла отрицать этого, властью над жизнью и смертью. Сейчас и еще некоторое время она сможет решать — жить ли ему. Не следует ли ей забыть, кто он, и просто спасти его? Но она не могла забыть, кто он. Не вернуть ли ему снова свободу выбора? Он мог бы принять решение снова, она же не приговорит его к жизни. Он всегда делал что хотел. Следует ли ей поступить ему наперекор сейчас? Как она могла решиться на такую ужасную вещь, когда сама потрясена и больна сейчас, больна от близости смерти, смерти, которая овладевает Карелом, медленно уносит его и которую она могла бы остановить, если бы захотела, своим криком?

Мюриель села и положила голову на стол. Музыка продолжала играть, легкая, воздушная, чистая и немилосердно прекрасная. Музыка лилась как будто из иного мира, где не было ни болезни, ни смерти. А здесь, в комнате, раздавалось дыхание Карела, гортанное и равномерное, словно тихий, погруженный в себя разговор. Мюриель подумала: «Если я ничего не предприму, то эти звуки скоро кончатся, немного погодя они просто прекратятся, раздастся последний вздох — и больше ничего». Машинально она стала считать. Затем подумала: «Дыхание, биение сердца всех людей сочтены. Моя жизнь так же конечна, как и его». Размышляла ли она и приняла ли какое-то решение? Нет, мысли не могли сейчас помочь. Никогда еще она не ощущала такого полного и абсолютного отсутствия Бога. Она была одна, ей не на что было опереться и некуда обратиться.

  88