Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
37 
— Какой мотоцикл брать?
— Тот, что без пулемета, Гном. А мадам де Буа-Шасе там?
Вопрос был адресован лакею, который еще не ушел спать.
— Мадам виконтесса наверху, в это время она уже спит.
— Передайте ей, что я очень сожалею, что не успел с ней проститься.
— Слушай, Шарль-Арман, — сказал Бобби, — раз уж ты уезжаешь, возьми мои шпоры.
Но Шарль-Арман, казалось, его не слышал. Он уже вышел на крыльцо, но Дерош не отставал.
— Прошу тебя, возьми, — настаивал Бобби. — Какой из меня, в сущности, кавалерист? Вот ты — другое дело.
— Нет. Не вижу смысла.
— Возьми, мне будет приятно, если ты их станешь носить.
— В самом деле? — удивился Шарль-Арман.
Он чувствовал, что Бобби говорит вполне искренне, однако не мог принять его предложение. Не позволяла гордость. И все же Шарль-Арман из какого-то глупого суеверия считал, что если он вернет себе шпоры, то все обойдется и ничего страшного не произойдет. Послышался шум мотоциклов, которые уже успели вывести из гаража.
— Ладно. Тогда давай меняться, — сказал Шарль-Арман, сам не зная, что предложить взамен.
— Нет, старина, это подарок. Доставь мне удовольствие.
Бобби нагнулся и отстегнул одну шпору, потом другую.
— Это левая, не перепутай…
Пока они стояли нагнувшись, к лестнице подкатили мотоциклеты.
Бобби и Шарль-Арман выпрямились, посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись под рев моторов. Лервье-Марэ уже сидел в коляске мотоцикла.
Шарль-Арман крикнул на ухо Бобби:
— Ты тоже самый настоящий кавалерист!
Они спустились по лестнице.
— До скорого, старина! — воскликнул Бобби.
Друзья шагнули навстречу друг к другу, чтобы обменяться рукопожатием, но тут один повел плечами, другой по-своему понял это движение, и, сами не зная, что на них нашло, они обнялись и расцеловались совсем как родные.
— Пока, монсеньор! — крикнул Шарль-Арман, вскакивая на сиденье.
Бобби смотрел вслед удаляющимся мотоциклам, и его мучила совесть: он не попрощался с Лервье-Марэ.
Когда он вернулся в зал, уже никто не танцевал. Отъезд четверых товарищей вызвал замешательство. Бобби на ходу снова завел патефон.
Но как только в дверях показалась Тереза, Бобби тотчас же подошел к кузине Варнасе и закружил ее по залу.
Танцы продолжались до полуночи, когда вдалеке послышался какой-то приглушенный грохот. Он был дольше, тише и раскатистее, чем гром. Земля задрожала, закачались люстры, звякнули стекла. Все застыли на месте, глядя друг на друга.
Был взорван мост через Луару.
Патефон одиноко крутился, без конца повторяя последний такт какой-то арии, которую никто не слушал.
Вошел улыбающийся лейтенант Сен-Тьерри, подошел к патефону и хлыстом снял иглу с пластинки.
— Господа, — сказал он. — Все на боевые позиции!
Зал быстро опустел.
В вестибюле показалась мадам де Буа-Шасе в домашнем платье. В наспех сколотых на затылке белокурых волосах блестела седина.
— Ну что, лейтенант? — спросила она.
— Думаю, мадам, на этот раз вам надо уезжать.
Мадам де Буа-Шасе позвала девушек и распорядилась паковать багаж и готовить машины.
Тереза Англад осталась стоять у открытого окна, где Шарль-Арман взял ее за руку. Звездная корона над пихтой чуть сдвинулась. Воздух посвежел. Где-то на горизонте была река. Перед мысленным взором Терезы вставало то одно, то другое лицо. Ее жгли путаные воспоминания о двух прикосновениях, и она даже несколько раз провела языком по губам, словно желая убедиться, что это не сон.
Первый отдаленный пушечный выстрел навел ее на мысль, что сегодняшняя ночь, которая началась как праздник, закончилась войной. И эта мысль рождала ощущение нереальности происходящего.
Глава пятая
1
Обстрел, начавшийся сразу после полуночи, к рассвету усилился. Каждый час взрывались мосты. Оставшиеся в городе жители укрылись в больших известняковых пещерах, [13] которыми изобиловал этот край виноделов, и к утру Сомюр сильно изменился. Улицы опустели, и казалось, что рвущиеся снаряды с остервенением нападают на тишину. Но даже за грохотом выстрелов было слышно, что все привычные городские шумы стихли и воздух резонировал теперь совсем по-другому.
Все женское население бежало или попряталось, и Сомюр превратился в город мужчин. Мостовые покрылись битым стеклом и строительным мусором, многие дома на набережной и в центре обрушились, а одна из колоколен больше не поднималась к небу.
37 
