Золотая тетрадь : Лессинг Дорис Мей : Страница

— Их читал только один человек. Он попытался себя убить, это у него не получилось, в результате он ослеп, а теперь он превратился ровно в то, чего хотел избежать, когда пытался себя убить.

— Печально.

Анна приподняла голову, чтобы на него взглянуть. На его лице играла нарочито глуповатая совиная улыбка.

— Хотите сказать, все это — ваша вина?

— Необязательно.

— Ну, я — не потенциальный самоубийца. Я бы сказал, что я скорее кормлюсь от женщин, высасываю жизненную силу у других, но я по складу не самоубийца.

— Хвастаться тут нечем.

Пауза. Потом:

— Что ж, ну да, пожалуй, это так. И, посмотрев на это под разными углами, я бы сказал, что это то, что я хотел бы заявить. Что я и делаю. Я не хвастаюсь. А делаю заявление. Даю определение. По крайней мере, я это понимаю. Что означает, что я могу победить это в себе. Вы бы удивились, если бы узнали, сколько у меня знакомых, которые себя убивают или которые кормятся от других людей, но они этого не понимают.

— Нет, я бы не удивилась.

— Хорошо. Но я это понимаю, я понимаю, что я делаю, поэтому я смогу это победить.

Анна услышала глухой звук — хлоп, хлоп, — это он захлопывал ее тетради. Она услышала жизнерадостный и молодой, практичный голос:

— Что вы пытались сделать? Поймать в клетку правду? Истину и тому подобное?

— Что-то в этом роде. Но — тщетно. Ничего хорошего из этого не вышло.

— Ничего хорошего нет и в том, чтобы позволять этому стервятнику — чувству вины — клевать вас, в этом ничего хорошего нет совсем.

Анна рассмеялась. Он начал петь, сочиняя на ходу некое подобие популярной песенки:

Стервятник-вина
Кормится от тебя и от меня,
Не позволяй старому стервятнику себя клевать,
Не давай ему себя убивать…

Он подошел к ее проигрывателю, внимательно изучил ее пластинки, выбрал Брубека. Сказал:

— Из дома — домой. Я уехал из Штатов, сгорая от желания получить новый жизненный опыт, но всюду я нахожу ту музыку, которую оставил у себя за спиной, дома.

Он сидел, похожий в своих очках на торжественную и жизнерадостную сову, подергивал плечами и шевелил губами в ритме джаза.

— Это, несомненно, — пропел он, — создает у меня ощущение целостности и непрерывности, да, вот правильные слова, опре-е-еделенно, ощущение цело-о-остности и непрерывно-о-о-сти, из города в город — одна и та же музыка, а за каждой дверью — такой же псих, как я.

— Я псих только на время, — сказала Анна.

— Ну да. Но вы там были. Этого достаточно.

Он подошел к кровати, снял халат, залез в кровать, как брат, по-дружески, непринужденно.

— А вам не интересно знать, почему я пребываю в такой плачевной форме? — спросил он после паузы.

— Нет.

— Я все равно вам расскажу. Я не могу спать с женщинами, которые мне нравятся.

— Банально, — сказала Анна.

— О да, согласен. Банально до уровня тавтологии и скуки.

— И довольно для меня печально.

— И для меня печально, правда же?

— Вы понимаете, что я сейчас чувствую?

— Да. Поверьте, Анна, понимаю, и мне очень жаль, я же не бесчувственный чурбан.

Пауза. Потом:

— А вы подумали: «А как насчет меня?»

— Как ни странно, да.

— А хочешь, я тебя трахну? Я мог бы, будь что будет.

— Нет.

— Нет. Я так и думал, что ты не захочешь, и это правильно.

— Все равно.

— Как бы тебе понравилось быть на моем месте? Женщина, которая мне нравится больше всех на свете, — это моя жена. Последний раз я ее трахал в наш медовый месяц, так уж получилось. После того случая занавес упал. Спустя три года она сильно рассердилась и сказала: «Хватит». Станешь ли ты ее винить за это? Стану ли это делать я? Но я ей нравлюсь больше, чем кто-либо на свете. Три последние ночи я провел с подругой твоей подруги, с Бетти. Мне она не нравится, но мне определенно нравится некий маленький изгиб в районе ее попы.

342

Предыдущая страница Следующая страница

E-mail:
Пароль: