очень нудно 
2 
– Да. Лучше мы будем страдать, как истинные христиане, чем пойдем по пути, что ты нам пророчишь. – Он сплюнул. Кроваво-красный плевок полетел в сторону ифрита, что маячил за спиной Петра. Петр едва посмотрел в ту сторону. Ифрит – закрученное спиралью свечение с единственным пламенеющим в центре глазом – всегда был с ним. Он был его телохранителем, более верным и преданным, чем любой, даже самый доверенный человек.
– Это творение науки, – сказал Петр. – Это открытие моих философов.
– Ваши философы открыли ворота ада и выпустили оттуда это чудовище.
Петр не стал вступать в спор, напротив, чтобы себя успокоить, сделал несколько глубоких вдохов. У него начало нервно подергиваться лицо, и он не хотел, чтобы с ним случился припадок.
– Ну что ж, раскаиваться ты не желаешь?
– Я раскаиваюсь, поскольку знаю, что я должен умереть.
– Тебе не нужно умирать.
– Я хочу умереть. Мне в жизни иного не осталось. Ты все отнял, ты отнял у меня даже Ефросинью…
– Твоя финская девка тебя предала, Алексей. Она нам все рассказала, да еще и придумала бог весть что, и все ради того, чтобы спасти свою жалкую шкуру.
Алексей опустил голову, волосы упали ему на лицо и полностью скрыли его.
– Все, что она сказала, – неправда. Но скажи мне, она осталась жива? – едва слышно произнес Алексей.
– Жива, – ответил Петр и развернулся, чтобы уйти. Но вдруг остановился. – Пойми, они же использовали тебя, – сказал он, – все эти бояре и попы. Ты был их оружием в борьбе со мной.
Алексей поднял на него глаза.
– Я сожалею только о том, что желал твоей смерти, – сказал он. – Я желал и боялся этого. Я всегда всего боялся, и особенно тебя, отец. Я всегда и всем не устраивал тебя. Я был не таким, каким ты хотел видеть своего наследника, преемника. Но сейчас я уже ничего не боюсь. Совсем скоро Господь призовет меня, и поэтому я прошу простить меня, и, возможно, кто знает, мы еще встретимся… – Он разрыдался, и на глаза Петра навернулись слезы.
– Я прощаю тебя, Алексей, сын мой. Прости меня, я потерял тебя.
Сказав это, Петр развернулся и вышел, у него больше не было сил выносить эту сцену. Как преданный пес, ифрит последовал за ним. Петр вернулся во дворец, сел за стол, остановившимся взглядом уперся в лежавший перед ним приговор собственному сыну. Зажатое в руке перо дрожало. Так он сидел несколько часов. Он так и не поставил своего имени под приговором. Вошли и доложили, что царевич Алексей скончался.
Петр вышел на воздух и стал смотреть на Неву, на плывущие по ней корабли. Царь плакал.
1722
Заседание Совета
– Стой, замри на месте! – заорал хриплый голос, перекрикивая вой ветра.
Красные Мокасины прищурился от бившего в глаза света и сквозь кисею сыпавшейся с неба крупы различил под тусклым фонарем четыре силуэта. У двоих были мушкеты. Красные Мокасины послушно остановился, понимая, что свет их не ослепляет и они видят его лучше, чем он их. Он лишь желал, чтобы они поскорее сказали, что у них за дело к нему, а то он продрог до костей, ноги заледенели и сделались тяжелыми. Впереди уже маячили огни города и впервые за последние дни обещали ему тепло и горячую еду.
– Куда идешь? – потребовал ответа все тот же голос.
Красные Мокасины уловил неприятный, тревожащий звук – клацнул затвор кремневого ружья, – и мурашки побежали у него по спине.
Красные Мокасины откашлялся и произнес:
– Иду на заседание Совета.
– Совета, говоришь? Это которого, городского, что ли?
– На заседание Совета, – повторил Красные Мокасины.
– О черт, Джон, – прошипел другой голос, – глянь-ка, это же индеец.
– Помолчи, – проворчал Джон. – Не слепой, вижу. Ты, парень, с оружием?
– Да, – коротко ответил Красные Мокасины.
Мушкет висел у него за спиной, и заметить его не составляло труда, но он не стал объяснять, что у него нет пороха и мушкет не заряжен. Его пистолет был спрятан под длинным, ниже коленей кафтаном, все медные пуговицы наглухо застегнуты, чтобы защититься от дьявольского холода. Там же находился и боевой топор. Оружие было спрятано потому, что по дороге в Филадельфию он не собирался ни с кем вступать в бой и тем более ввязываться в драку.
– Джон, ты же знаешь, они по одному не ходят, – сказал третий голос. – Если один появился, то где-то поблизости должны быть и другие. И на нем одежда французов. Черт меня дери, тут, кажется, какой-то неприятностью пахнет.
– Ты кто? Делавар? Могаук? – потребовал ответа Джон. – Ты один?
2 
