Последние отзывы

  83  

Оговоримся, впрочем, что в нашем кратком анализе могло, пусть и помимо нашей воли, проявиться известное воздействие манихейства — то есть обнаружиться склонность к идеализации низших классов и недоброжелательство по отношению к верхам общества, к которым злорадно приклеивается без достаточных на то оснований ярлык богатых и могущественных, а это порождает злобу и ненависть, равно как и то недостойное чувство, которое называется завистью и служит источником всех зол и бед. Да, конечно, есть на свете бедные, с этим очевидным фактом не поспоришь, но не следует переоценивать их, тем более, что они не являются и никогда не являлись образцом смирения, терпения, сердцем воспринятой порядливости. И тот, кто находясь вдали от здешних мест и событий, вообразит, будто все эти покинувшие родные очаги иберийцы, сгрудившиеся вповалку в больницах, школах, пакгаузах, казармах, бараках и времянках, в палатках, которые удалось реквизировать для них или были предоставлены армией, эти люди вкупе с ещё более многочисленной толпой вовсе не нашедших себе пристанища и ночующих под мостами, под деревьями, в брошенных автомобилях, а то и просто в чистом поле — вообразит себе, говорю, будто они — чистые ангелы, к которым нисходит сам Господь, много знает, вероятно, о Господе и об ангелах, но о том, что такое люди, не имеет ни малейшего понятия.

Не будет преувеличением сказать, что ад, в мифологические времена равномерно распределявшийся по всему полуострову, как было описано в начале нашего повествования, сконцентрировался ныне в полосе шириной километров тридцать, протянувшейся с севера Галисии до Алгарве, с запада у неё безлюдные места, причем, если честно сказать, мало кто верит, что они погасят удар. Повезло испанцам: их правительству нет никакой надобности покидать Мадрид, так удобно и безопасно расположенный во внутренних районах страны, а чтобы найти правительство португальское, следует отправляться в Элвас, в городок, который, если прочертить по меридиану более-менее прямую горизонталь, окажется наиболее отдаленным от Лиссабона и от побережья. Беженцы недоедают, недосыпают, старики умирают, дети кричат и плачут, мужчинам негде взять работу, женщины везут весь воз на себе — случаются ссоры, вспыхивают злобные перебранки и драки, бывает, что воруют еду и одежду, а то и грабят друг друга, а вдобавок ко всему — кто бы мог подумать — установилась в этой среде необыкновенная вольность нравов, этакая моральная распущенность, превратившая лагеря для беженцев в форменные вертепы, где бог знает что происходит, и подается отвратительный пример подрастающему поколению, которое своих родителей ещё помнит, но не заботится, от кого и с кем и где оно само зачинает потомство. Разумеется, этот аспект проблемы — не так важен, как кажется на первый взгляд, если судить по тому, как мало внимания уделяют нынешние историки периодам, которые этим ли, тем ли напоминают переживаемый момент. Да и потом вовсе не исключено, что буйство плоти, проявляющееся в кризисные эпохи, отвечает глубинным интересам человечества и отдельного человека, в благополучные периоды затравленных требованиями морали и нравственности. Постулат весьма сомнителен и противоречив, а потому, ни на чем не настаивая и оставив его, двинемся дальше: сделали наблюдение — и довольно с нас, с беспристрастных наблюдателей.

Но во всем этом хаосе и безобразии существует некий оазис мира и согласия, где в полнейшей гармонии живут бок о бок семеро — две женщины, трое мужчин, собака и конь, и, хотя у последнего прежде имелись основания роптать на судьбу, сетуя, что обязанности в этом сообществе распределяются несправедливо — ему одному приходилось тащить тяжелую галеру — но даже это в последние дни исправилось. Две женщины и двое мужчин составляют две пары, две счастливые четы, и только третий мужчина пребывает в одиночестве, которое с учетом возраста вроде бы его особенно не тяготит — по крайней мере, до сих пор не замечалось за ним раздражительности, являющейся безошибочным признаком сексуальной неудовлетворенности. Что же касается пса, то, вероятно, он, отправляясь добывать себе пропитание, утоляет и иной голод, но нам об этом ничего не ведомо, ибо среди собак, самых бесстыдных во всем животном мире существ, встречаются особи на редкость целомудренные, предающиеся своим любовным играм и забавам в полном уединении, а следить за ним, потворствуя своему нездоровому любопытству, никому, слава Богу, не пришло в голову. Наши рассуждения относительно характера отношений и их проявления не затрагивали бы сферу сексуальности, если бы две образовавшиеся парочки — отттого ли, что страсть слишком сильна, или оттого, что вспыхнула она слишком недавно — не выставляли её напоказ так охотно и часто, но, предваряя дурные мысли, спешим сообщить, что это вовсе не значит, будто они по целым дням и где попало целовались и обнимались, вовсе нет: они достаточно сдержанны и скромны, но не в их власти сделать так, чтобы угасло или хотя бы померкло окружавшее их сияние, то самое, которое Педро Орсе ещё несколько дней назад наблюдал с вершины горы. А здесь, поселившись на опушке леса, достаточно далеко от цивилизации, чтобы чувствовать себя свободно, и достаточно близко к ней, чтобы добывание съестного не превращалось в неразрешимую задачу, они могли бы полностью уверовать в свое счастье, если бы не висела над ними угроза вселенской катастрофы. Однако они вняли совету поэта, рекомендовавшего некогда: Carpe diem,^[25] а мы заметим, что истинная ценность древних латинских изречений — в том, что они содержат целую кучу значений вторых и третьих, не говоря уж о неисчислимом множестве возможных, вероятных, полускрытых и трудноопределимых, так что если перевести это наставление как призыв «Наслаждайся жизнью!», то получим нечто мелкое, дряблое и пресное, отбивающее охоту предпринять какие-либо усилия, чтобы попробовать последовать этому доброму совету. Вот поэтому мы воздерживаемся от перевода и упорно повторяем: Carpe diem, и чувствуем себя богами, отрешившимися от бессмертия, чтобы в полном и точном смысле этого выражения с толком и вкусом провести, не тратя его попусту, отпущенное нам в сей юдоли время.

  83