Последние отзывы

  64  

— Ну, – спросил я, – теперь в чем дело?

— Поезжайте-ка вы все же поездом, – сказал он. – Я не желаю ради вас калечить машину. Вон линия на Сен-Дамье, вам еще повезло, что вы хоть сюда добрались.

Мне повезло даже сильнее, чем он полагал, потому что через несколько минут должен был подойти поезд. Станционный жандарм божился, что к девяти я буду в Сен-Дамье. Эта, последняя часть моего пути была самой смутной. В вагоне я оказался один, и странное оцепенение обуяло меня: при всем нетерпении я жутко боялся заснуть и пропустить станцию. Поезд останавливался часто, и всякий раз я изнемогал, отыскивая и разбирая название станции. В какой-то миг меня пронзило мерзкое ощущение, что я только сию минуту проснулся после невесть сколько продлившейся тяжкой дремоты, – и когда я посмотрел на часы, было четверть десятого. Неужели прошляпил? Я намеревался уже дернуть стоп-кран, как ощутил замедление хода и, высунувшись в окно, увидел проплывающий мимо и застывающий светящийся знак: “Сен-Дамье”.

Четверть часа спотыкливой прогулки по темным проулкам и сосновому, судя по шумным вздохам, лесу привели меня к больнице Сен-Дамье. Я услышал за дверью возню и сопение, и толстый старик, облаченный в плотный серый свитер взамен пиджака, и в изношенных войлочных шлепанцах, впустил меня. Я очутился в подобии канцелярии, тускло освещенном голой и хилой электрической лампой, с одного боку как бы одетой в пыль. Старик, моргая, смотрел на меня, илистые наносы сна блестели на оплывшем лице, и неизвестно почему, я заговорил шепотом.

— Я приехал, – сказал я, – чтобы повидать мосье Себастьяна Найта. K-n-i-g-h-t. Night. Найт.

Он крякнул и тяжело осел за письменный стол под висячей лампой.

— Поздновато для посетителей, – пробормотал он, ровно бы себе самому.

— Пришла телеграмма, – сказал я, – мой брат очень болен, – и проговорив это, я вдруг осознал, что делаю вид, будто у меня нет и тени сомнения, что Себастьян еще жив.

— Как фамилия? – со вздохом спросил он.

— Найт, – сказал я. – Начинается на “K”. Это английская фамилия.

— Иностранные фамилии следовало бы заменять номерами, – проворчал старик, – так оно было бы проще. Тут один больной помер прошлой ночью, так у него фамилия...

Жуткая мысль, что он говорит о Себастьяне, оглушила меня... Неужто я все-таки опоздал?

— Вы хотите сказать... – начал я, но он помотал головой, листая конторскую книгу, лежавшую на столе.

— Нет, – проворчал он, – английский мосье не умер. K, K, K...

— K, n, i, g... – снова начал я.

— C'est bon, c'est bon^[60], – перебил он. – К, н, К, г ... н... Я не идиот, знаете ли. Номер тридцать шесть.

Он позвенел в колокольчик и с зевком отвалился в кресле. Я ходил туда-сюда по комнате, трепеща от неодолимого нетерпения. Наконец вышла сестра, и ночной портье указал ей на меня.

— Номер тридцать шесть, – сказал он сестре.

Я пошел за ней следом по белому коридору и по короткому лестничному маршу.

— Как он? – не выдержал я.

— Не знаю, – сказала она и подвела меня к другой сестре, сидевшей за столиком в конце другого белого коридора, точной копии первого, и читавшей книгу.

— Посетитель к тридцать шестому, – сказала моя провожатая и тихо скользнула прочь.

— Но английский мосье спит, – сказала сестра, молодая круглолицая женщина с очень маленьким и очень блестящим носиком.

— Ему лучше? – спросил я. – Понимаете, я его брат, я получил телеграмму...

— По-моему, ему получше, – с улыбкой сказала сестра, и это была самая прелестная улыбка, какую я только мог себе вообразить.

— Вчера утром он перенес очень сильный сердечный приступ, очень. А сейчас спит.

— Послушайте, – сказал я, вручая ей монету в десять или в двадцать франков, – я завтра еще приду, но мне бы хотелось зайти к нему теперь и побыть с ним минуту.

— О, но только не разбудите его, – сказала она, опять улыбнувшись.

— Не разбужу. Я просто посижу с ним рядом, всего только минуту.

— Право, не знаю, – сказала она. – Конечно, вы можете туда заглянуть, но только будьте очень осторожны.

Она подвела меня к двери под номером тридцать шесть, и мы вошли в крохотную комнатку, род чулана, с кушеткой; она слегка подтолкнула внутреннюю дверь, уже приотворенную, и я на миг заглянул в темную палату. Сначала я слышал лишь стук моего сердца, но после различил быстрое и тихое дыхание. Я напряг глаза: ширма или что-то еще наполовину обступала койку, да и слишком было темно, чтобы различить Себастьяна.

  64