Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
36 
Занавес упал.
Леверинг стоял ни жив ни мертв.
— Господи, — пробормотал он. — Я прекрасно понимаю всю сентиментальность и напыщенность этой сцены, однако она сражает меня наповал! Боже, что за женщина!
Он повернулся к Томасу, продолжавшему смотреть на сцену, схватившись за обитые бархатом перила. Зал взорвался аплодисментами. Занавес поднялся еще раз. Несравненная прима-балерина продолжала без устали кружиться в танце. Занавес то поднимался, то опускался, а она все кружилась и кружилась под бурные овации зала.
По щекам Томаса покатились слезы. Леверинг взял его под руку:
— Успокойтесь!
Занавес уже не поднимался, театр погрузился в полумрак. Потрясенные увиденным зрители стали расходиться. Леверинг и Томас в молчании направились к выходу.
Они остановились возле служебного входа. Через какое-то время изнутри послышался звон колокольчика. Услышав его, Томас исчез за дверью. Минуту спустя он вышел, поддерживая под руку смертельно усталую маленькую женщину в мешковатом пальто и темном платке, которая даже не заметила стоявшего возле двери Леверинга.
— Дорогая, позволь представить тебе театрального критика господина Леверинга. Припоминаешь?
— Что за представление! — воскликнул Леверинг. — Чудо!
Она стояла, опершись на руку своего супруга, шепнувшего ей на ухо:
— Горячая ванна и сон — это все, что тебе сейчас нужно. Я разбужу тебя в полдень.
Она повернулась к Леверингу. На ее лице не было ни помады, ни теней, ни румян. Ее била крупная дрожь.
Глядя мимо него куда-то в пустоту, она сказала что-то очень тихо, он и не расслышал. Только по движению губ он понял. Потом, как-нибудь в другой раз, может быть, только не сегодня, только не сегодня. Пожалуйста. Как-нибудь в другой раз. Ему пришлось наклониться, чтобы расслышать ее на этой тихой пустынной аллее. Она очень признательна за внимание и за терпение, ему пришлось ждать ее здесь, это так любезно. Она смущенно, как бы извиняясь, вложила ему в руку какой-то мягкий предмет и заглянула ему в глаза.
В следующее мгновение вниманием Эллен завладели желтоватые огни и мягкие сиденья такси, в которое ей и помог забраться муж. Водитель завел мотор. Томас вопросительно посмотрел на критика.
Леверинг кивнул и помахал ему рукой. Томас кивнул в ответ и, усевшись в такси, мягко прикрыл за собой дверцу. Машина тронулась с места с подчеркнутой медлительностью. Чтобы выехать из этого проулка, ей потребовалось минут пять.
Только после этого стоявший возле служебного входа в театр критик посмотрел на подарок балерины, ее объяснение.
Это было полотенце. Не больше и не меньше. Самое что ни на есть обыкновенное полотенце, мокрое насквозь. Он поднес его к лицу и почувствовал запах пота.
— Как-нибудь в другой раз, — повторил он вслух.
Приди он сюда хоть тысячу раз, он слышал бы одни и те же слова, получал бы от нее один и тот же подарок.
«Ну и гусь, ее муж! — подумалось ему. — Мог бы, по крайней мере, предупредить…»
Леверинг аккуратно сложил полотенце и, взяв такси, отправился домой.
— Водитель, — обратился он к таксисту. — Вы хотели бы владеть садом, в котором вам не разрешалось бы рвать цветы?
Немного подумав, водитель ответил:
— А на кой хрен он мне сдался, такой сад!
— Вот именно, — кивнул критик. — Зачем нужны кому-нибудь такие вещи?
Тем временем машина остановилась. Критик расплатился с водителем и направился к дому, бережно неся в руке аккуратно сложенное полотенце.
Такие вещи мистеру Леверингу были, похоже, зачем-то нужны.
ПРОЩАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ЛОРЕЛА И ГАРДИ К АЛЬФА ЦЕНТАВРА
The Laurel and Hardy Alpha Centauri Farewell Tour, 2000 год
Переводчик: А. Чех
Они оставались мертвыми двести лет.
И тем не менее они были живыми.
Они не могли долететь до двенадцатой планеты системы Альфа Центавра, и тем не менее они до нее долетели.
Столпотворения не было. Конгрегация спокойно собралась на рассвете, дабы освятить это чудесное событие, порожденное игрой генов в соборе смерти и призванное возродить смех на планетах далеких миров.
А вот вчера ночью было шумно. Демонстрация фильма с участием этих двух святых на двадцатичетырехчасовом сеансе вызвала у зрителей слезы радости. Стоило ему закончиться, как двадцать тысяч восторженных почитателей поспешили на космодром Альфы, желая встретить их необычный корабль.
36 
