69 
Мало-помалу она все-таки стала подходить, когда я гладил ее песика, а раз, когда я сидел на траве, а песик валялся рядом, подошла и тоже подсела к нам, и я спросил у нее, как зовут собачку. До сих пор чувствую под рукой теплую, гладкую шерсть на спине собаки и вижу, как рядом девочкина рука треплет ей уши. Я и теперь вижу ее лицо, таким, как наконец-то разглядел его впервые, — круглое розовое личико с довольно блестящей кожей и нежным румянцем. У нее были короткие, очень светлые волосы и смешной сердитый ротик — я был сражен наповал! Мы поболтали немножко, и она предложила мне поиграть с ней. Я был единственным ребенком в семье и не умел играть с другими детьми. Знал лишь те игры, в которые можно играть в одиночку. И хоть я ответил ей согласием, но что при этом нужно делать — не знал. Она пыталась научить меня одной игре, но я слишком туго соображал, а тут еще и любовь мешала — да и вообще для этой игры требовалось, по-моему, большее число участников. Кончилось тем, что мы просто поиграли с песиком: носились взапуски с ним, дразнили его, старались обучить разным трюкам. Теперь я каждый день рвался идти в городской сад на встречу с девочкой и не помнил себя от счастья. Никогда в жизни, пожалуй, не был я так счастлив, как в те дни. И вот однажды мне пришло в голову, что хорошо бы принести что-нибудь в подарок и девочке, и собачке, и я упросил родителей купить маленький прыгучий мячик желтого цвета, — и песику будет игрушка, и нам: будем забрасывать его подальше, а пес — приносить назад. Насилу дождался я завтрашнего утра, до того мне не терпелось показать желтый мяч своей подружке и научить собачку бегать за ним. Наутро я пришел в сад; девочка, в своем синем пальтишке и синих башмачках, была уже там, черно-белый песик вертелся у ее ног. Я показал ей желтый мяч, бросил его, песик погнался следом, схватил — мячик застрял у него в глотке, пес подавился и сдох.
— Боже мой!
Мэри привстала на колени. Развязка наступила так неожиданно, что она не нашлась что сказать.
— Какой ужас… Господи, Вилли… Что же дальше?
— Я не видел всего, меня увела няня. Целый день я бился в истерике и назавтра у меня начался жар. А потом нам пора было уезжать. Девочку я больше не встречал.
— Ох, Вилли… Какая жалость, мне так жаль!
Она умолкла. Далекий зов кукушки все долбил и долбил стоячий воздух. В сознании Мэри, застилая собою кладбище, маячила картинка, похожая на побурелую от времени фотографию. Правильные дорожки городского сада, няньки, судачащие на лавочках, чинные, затейливо разодетые дети, вертлявый песик. Лихорадочно ища нужных слов, она хотела спросить, как звали девочку, но вслух выговорилось:
— А как звали собачку?
Ответом ей было молчание. Не может вспомнить, подумала Мэри. Она подняла глаза.
Вилли сидел неподвижно, обхватив руками колени; по лицу его текли слезы. Скривив губы, он приоткрыл рот, закрыл опять, — и со второй попытки выдавил:
— Ровер. Это был английский терьер, а им в те дни модно было давать английские клички.
— Милый мой…
Мэри неловко подалась вперед, стараясь найти точку опоры на пружинистом плюще. Припав к Вилли, обняла его сзади одной рукой и склонила голову ему на плечо. Вилли прикладывал к лицу чистый, сложенный вчетверо носовой платок. Мэри обняла его другой рукой и крепко прижала к себе, упираясь щекой в плечо его пиджака. Это его не утешает, с отчаянием думала она, почувствовав, как напряжено его тело в плену ее рук, — нисколько не утешает. Она прижала его к себе еще крепче — и, отпустив, отодвинулась. Потоки яркого света поразили ее, как будто она только что выбралась наружу из темноты.
— Послушайте, Вилли, — сказала она, — слушайте и не подумайте, что я сошла с ума. Вы не женитесь на мне?
— Что?
— Я говорю, вы не хотите на мне жениться?
Она сейчас стояла на коленях напротив него. Вилли продолжал вытирать лицо платком. Поерзав, поджал под себя ногу. Медленно обвел кладбище взглядом, и, когда остановил его на Мэри, лицо его выглядело совершенно иначе, разгладилось, осветилось дурашливым и задорным выражением — таким она наблюдала его однажды, когда он под музыку Моцарта пустился в пляс по своей комнате.
— Какая прелесть! — проговорил он. — Мне еще ни разу никто не делал предложения! — И, когда Мэри попыталась было что-то сказать, прибавил тихо, почти шепотом: — Я, знаете, импотент…
— Вилли, Вилли! — разлетался по кладбищу пронзительный зов.
69 
