117 
И вот в такую минуту, рассуждал сам с собой Дьюкейн, когда я погряз в унизительной неразберихе и выведен из душевного равновесия, я должен быть призван в судьи другому человеку! О Биранне он тоже думал постоянно, — вернее, его повсюду сопровождал бесплотный, призрачный Биранн, назойливо держась как можно ближе. Призрак не предъявлял ему обвинений, лишь нависал перед ним то справа, то слева, время от времени как бы сливаясь с ним воедино. Дьюкейн не представлял себе, как можно выгородить Биранна. Перспектива погубить его, поломать ему карьеру, навлечь на него позор и поругание представлялась ему столь ужасной, что Дьюкейн прямо-таки физическим усилием гнал от себя мысль о ней. Однако иного выхода не было, и он знал, что спустя некоторое время, пусть не сразу, вынужден будет обратиться в бесстрастную судейскую машину, а все прочее — неважно и не имеет отношения к делу. Умолчать о признании Радичи было невозможно. Оно являло собой предельно четкий и убедительный ключ к загадке, которую Дьюкейну поручено было разгадать. В любом случае, совершенно независимо ни от какого расследования, скрывать факт убийства недопустимо, человек просто обязан не допустить его сокрытия. Поскольку упомянутые соображения были неоспоримы и окончательны, Дьюкейн мог без особого трепета сознавать, какими бедами грозило бы ему такое сокрытие. Он не любил постыдные тайны и меньше всего желал бы разделять подобного рода тайну с таким человеком, как Биранн, к которому не питал ни приязни, ни доверия. К тому же на горизонте в данном случае маячил и Макрейт, которому могло быть известно больше, чем полагал Биранн. Дьюкейн знал, что, если бы впоследствии обнаружилось, что он умолчал о наличии столь первостепенной важности документа, это обернулось бы гибелью для него самого.
— С вами что-то не в порядке, Джон?
Они прошли весь проселок в молчании. По высоким обочинам, наполняя узкий проем дороги приторным духом, цвел кипрей — та разновидность его, которую именуют в народе «иван-чай». Королек с задранным кверху хвостиком провожал их в гору, перепархивая в бурой тени с одного куста на другой.
— Все в порядке, — деланно бесшабашным голосом отозвался Дьюкейн. — Просто меня одолевают кошмары.
— Это которые снятся по ночам или вы говорите о мыслях?
— И то, и другое.
В ту ночь Дьюкейну приснилось, что он убил какую-то женщину, которую тщетно силился опознать, и попытался спрятать тело под ворохом дохлых голубей, но был прерван появлением незваного и страшного гостя. Гостем оказался Биранн.
— Расскажите мне о них, — сказала Мэри.
Почему я вечно должен кому-то помогать, думал Дьюкейн, а мне никто не поможет? Хоть бы пришел кто-нибудь на помощью мне самому! Хоть та же Мэри! Он сказал:
— Это чужая тайна.
— Давайте посидим здесь минутку.
Они вошли в лес. Мэри опустилась на ствол поваленного древа. Дьюкейн сел рядом и начал крошить ногой пергаментного цвета древесный гриб, который волнистыми слоями нарос под изгибом ствола. Ошметки гриба, с нежно-коричневой мелкоскладчатой, точно женская юбка, изнанкой, ложились на жухлую буковую листву. Поблизости, вдоль низенького земляного вала, рьяно ворошилась в чащобе дудника и бутеня пара снегирей.
— Вы что, с Кейт поссорились? — спросила Мэри, не глядя на него.
Взгляд ее был обращен на корзинку, которую она поставила на землю и теперь покачивала загорелой, обутой в босоножку ногой.
А она наблюдательна, подумал Дьюкейн. А впрочем, это, должно быть, достаточно очевидно.
— Да. Но дело не в этом — не только в этом.
— Кейт быстро отойдет, вы же знаете, и снова все уладит. Обязательно. Она вас очень любит. А помимо того? Что еще?
— Мне предстоит принять решение относительно одного человека.
— Женщины?
Этот вопрос несколько удивил его.
— Нет, мужчины. Довольно важное решение, от которого зависит вся судьба этого человека, и мне особенно погано от необходимости принять его, поскольку я в данный момент ощущаю себя таким… потерянным и заблудшим.
— Потерянным и заблудшим. — Мэри подхватила это неожиданное определение так, будто очень ясно представляла себе, что за ним кроется. — Но вы ведь знаете, как прийти к этому решению, то есть механизм решения вам известен?
— Да. Как прийти к решению — знаю.
— Тогда почему бы вам не сосредоточиться на самом решении и не думать о себе? Пустите вход механизм, а то, что вас смущает, отбросьте прочь.
117 
