с удовольствием перечитала 
12 
– Это глупая шутка, – сказал Тод, когда она повернулась и посмотрела на нас– Ты же знаешь, я это не всерьез.
Казалось, Айрин смягчилась. Она вся осела, опустилась и устроилась рядом, большая и неуклюжая, и моя рука протянулась к белой рыхлой мякоти ее плеча. Потрясающая близость. Никогда, никогда до сей поры… Она нервничала, была напряжена (да и я тоже); но кожа у нее мягкая. Потрогай ее. Она того стоит. Она очень приятная на ощупь.
– Прекрасно, – сказал Тод. – Тогда можешь проваливать.
Слова эти, к счастью, произвели на нее успокаивающее действие, но в голосе все еще звучал испуг, когда она произнесла:
– Обещаю.
– Обещаешь?
– Никогда.
– Не скажешь?
– Но я никому не скажу.
– Ой, какая чушь, – сказал Тод. – И вообще, кто тебе поверит? Ты слишком мало знаешь.
– Иногда я думаю, ты не порываешь со мной по одной-единственной причине. Ты боишься, что я все расскажу.
Оба замолчали. Айрин придвинулась ближе, и разговор принял другое направление.
– Жизнь, – сказал Тод.
– Что? – спросила Айрин.
– Господи, да какая разница. Все это дерьмо.
– Почему? Потому что я недостойна, да?
– А вот об этом никогда больше не говори.
– Вот так ты относился к жене и ребенку?
– Ну, это еще спорный вопрос, Айрин.
– Только перед друзьями. И семьей. Перед теми, кого любишь.
– У тебя ни перед кем нет обязательств быть здоровой.
– И вредная, – сказала Айрин.
– Тебе действительно так это нужно? Отвратительная привычка.
Тод закашлялся и стал обмахиваться своей толстой правой рукой. Через какое-то время Айрин потушила сигарету и положила ее в пачку. Она со значением повернулась в нашу сторону. Затем последовали примерно десять минут того, что можно было бы назвать прелюдией. Тисканье, стоны, вздохи и все такое. Засим он взгромоздился на нее. И когда она раздвинула ноги, на меня нахлынули мысли и чувства, которых раньше никогда не было. Они были о власти и могуществе.
– О, милый, – сказала она и поцеловала меня в щеку. – Ничего страшного.
– Прости, – сказал Тод. – Мне очень жаль.
В общем, худо-бедно, но они помирились. Потом все пошло гораздо проще. Да, мы оделись и в замечательном настроении спустились вниз перекусить. Там мы посидели за кухонным столом рядышком, размеренно вытягивая из себя ярд за ярдом белое тесто. Потом – опять впервые – отправились, представьте себе, в кино. Да еще и под ручку. У меня было ощущение, что я двигаюсь на цыпочках по незнакомой стране, с женщиной, которую можно трогать – мне позволялось делать все, что угодно, или, во всяком случае, все, что я в состоянии был сделать. Где пределы? Когда мы вошли, прозвучала сирена, как восхищенный посвист, записанный на поцарапанной пластинке… Фильм также прошел замечательно. Сначала я встревожился, когда Айрин принялась плакать, не успели мы занять свои места. Насколько я понимаю, фильм был тяжелый. Сплошь про любовь. Парочка на экране спокойно излучала радость и красоту, казалось, они созданы друг для друга; но после всяких недоразумений и приключений они в конце концов разошлись. К тому времени Айрин издавала ровное довольное урчание, если только не ухохатывалась. Хохотали все. Кроме Тода. Кроме Тода. Честно говоря, мне тоже было не смешно. Напоследок мы зашли в бар у кинотеатра. Она выпила виски с содовой, Тод – пивка. И хотя Тод побрел домой в поганом настроении (просто абсолютно не в духе), прощание с Айрин было замечательным, теплым и сердечным. Знаю, теперь я буду видеть ее вновь и вновь. Помимо всего Прочего, мы выручили двадцать восемь долларов. Если с попкорном, то тридцать один. Вроде бы и немного, но в наши дни надо быть осмотрительнее, все дешевеет на глазах, и Тод все время хмуро пересчитывает деньги.
Я же просто схожу с ума. Я прямо места себе не нахожу. Всепрощение, которое излучают ее юные голубые глаза, что смотрят в жутком замешательстве с ее лица, такого рыхлого, в ямочках, как потемневшая скомканная тряпка. Ох, люди! Мне кажется, нужно обладать большим мужеством или чем-то еще, чтобы вторгаться в других, внутрь других людей. Мы все думаем, что люди вокруг живут в крепостях, в цитаделях, за крепостными рвами, за отвесными стенами, утыканными шипами и битым стеклом. Но на самом деле мы живем в куда более чахлых сооружениях. Выясняется, что мы все – времянки. Или даже нет, можно просто просунуть голову в палатку и потом залезть. Если дадут добро.
Словом, не исключено, что бегство возможно. Побег из… из этой непостижимой монады. Что касается ее проникновения в него, то с этим куда сложнее. Она рассказывает о нас кое-что. Но много ли она на самом деле знает? Тод, конечно, как всегда, прекрасный актер. Никак не могу понять, расколется он когда-нибудь или нет.
12 
