Последние отзывы

  97  

Рассудок отказывался воспринимать увиденное, и пока одна часть меня что-то бессвязно кричала, другая лишь спокойно таращилась на раскрытый подарок. Я погружался в бескрайнюю пустоту. Может, все дело в хлорале — мысли заторможенно ползли от накидки к порванной бумаге, к разрезанной ленточке, опять к накидке, со слабоумной отчужденностью. В необъятной тишине стоял я один, с накидкой в руках, а разорванная бумага соскальзывала с нее и падала медленно, как во сне, на пол, далеко-далеко вниз. Шелк в руках завораживал, я различал мельчайшие детали с нечеловеческой четкостью, нащупывал переплетение нитей, окунаясь в лабиринт кружева, спирали внутри спиралей… Казалось, накидка заполняла собой весь мир, и не оставалось места для мыслей, только для осознания, бесконечного осознания, бесконечного созерцания…

Со дна бездны услышал я свой смех.

59

Удивительно, правда, как деньги умеют исчезать? Я раздал долги — не все, естественно, а те, с которыми тянуть уже было некуда, — и несколько дней наслаждался образом жизни, к которому, кажется, был бы не прочь привыкнуть. Я вкусно ел, пил только лучшее. Что же до женщин, их было столько, что всех и не упомнишь, все как одна красотки, все очаровательно жаждали увидеть, какого цвета деньги Генри. Не думайте, что я не был ему благодарен: я обязательно пил за его здоровье всякий раз, как открывал новую бутылку, а когда Бедная Дева участвовала в забеге на ньюмаркетском ипподроме, я без колебаний поставил на нее десять фунтов — кстати, выиграл по ставке пятнадцать к одному. Казалось, я ни в чем не мог проиграть.

Не то чтобы я не следил за событиями из своего маленького рассадника излишеств. Об исчезновении Эффи Честер написали в «Таймс», упомянув, что, возможно, имело место преступление: похоже, в рождественское утро она отправилась навестить мать, живущую на Кранбурн, но так там и не появилась. Леди была «хрупкого и нервического склада», полиция опасается за ее безопасность. Генри, судя по всему, весьма неплохо сыграл свою роль: в газете говорилось, что он «обезумел от горя». Но он был неуравновешен, я это знал: хлорал и религия в равной степени подорвали его выдержку, и я догадывался, что через несколько недель уловок он с большой вероятностью впадет в глупое уныние и станет воображать кары, готовые обрушиться на его голову.

Я чувствовал, что не ровен час он в экстазе раскаяния сдастся полиции — и не будет больше пирогов для бедного Джека. Быть может, Фанни так и задумала с самого начала, хотя я представить не мог зачем. Может, ей хотелось, чтобы Генри был арестован и уничтожен — единственная логичная причина, — но я все равно не понимал, почему она выбрала столь непредсказуемый способ. Я был в безопасности в любом случае. Холодный прием, оказанный этими неблагодарными на Крук-стрит, убедил меня, что никаких обязательств перед ними у меня больше нет. Если бы Генри попытался обвинить меня, я бы рассказал правду — столько правды, сколько потребуется. Пусть Фанни объясняет свои мотивы и отвечает на возможное обвинение в похищении; пусть Эффи объясняет про Марту. Я-то избавился от обеих. Обвинить меня возможно разве что в прелюбодеянии или шантаже, а любая попытка разыскать предполагаемый труп обречена на провал: «труп» в этот самый момент бродил по дому Фанни, перекрасив волосы и накачавшись опием.

Фанни! Признаюсь, она так и осталась для меня загадкой. Мне бы хотелось ее повидать, узнать, что она поделывает. Но я вовсе не жаждал встречаться с этой стервой Мартой — никогда. Так что вместо этого я решил нанести еще один визит Генри.

Это было… дайте-ка подумать… наверное, тридцатое декабря. У Генри была почти неделя, чтобы разобраться со своими многочисленными делами, а у меня почти закончились деньги. Я прогулялся до его дома и сказал экономке, что хотел бы видеть мистера Честера. Глянув презрительно, она сообщила, что мистера Честера нет дома. Нет дома для меня, скорее всего, подумал я, и заявил, что подожду. Ну, она пригласила меня в гостиную, и я уселся ждать. Через некоторое время я заскучал и начал оглядываться вокруг: комната все еще была украшена к Рождеству, а под елкой лежало несколько свертков, ждущих, чтобы их развернула девушка, которая никогда не вернется домой. Пикантный жест, ничего не скажешь, одобрительно подумал я — полиции должно понравиться. А еще Генри завесил все картины на стенах чехлами от пыли; впечатление это производило тревожное. Зачем он это сделал? Я проскучал в гостиной почти два часа, пока не понял, что экономка говорила правду: мистера Честера нет дома.

  97