Последние отзывы

  133  

Погребальный костер пылал вовсю.

Грозный стоял впереди советников, скрестив на груди мощные руки, и смотрел, как Всенародный Агни, Миродержец Юго-Запада, очищающий все, к чему бы он ни прикоснулся, выполняет свою обычную работу. Посредничает между людьми и богами, вознося на небо очередную жертву — царевича Вичитру, Дважды Блестящего юношу, захлебнувшегося собственным блеском. Последнего сына Сатьявати от раджи Шантану.

Небесные злыдни пощадили Дважды Блестящего, усиленная охрана бездействовала, заплывая жирком, беды и горести обошли Вичитру стороной, минули стрелы гандхарвов и яд злоумышленников… Но увы! Труды на поприще рождения потомства свели царевича в могилу куда успешней отравы и вражеских козней.

«Надорвался, бедолага!» — шептались в Городе Слона и далеко за его стенами, по всей Срединной Земле, шепот этот уже переваливал через горы Виндхья и предгорья Гималаев, торопясь обойти весь Второй мир.

Не далее как вчера дворцовый писарь записал на пальмовых листьях:

— Проведя с обеими женами семь лет. Дважды Блестящий, хоть и был юн, пришел к истощению…

И надолго задумался: не стоит ли вместо «хоть и был юн» начертать «потому что был юн»? Так и не придя к определенному выводу, писарь махнул рукой и дописал, ощутив приятное томление в паху:

— Супруги же быка среди людей были высоки ростом, смуглы, с иссиня-черными кудрями, с красными и продолговатыми ногтями, обладали полными бедрами и грудью…

А потом добавил чуть слышно, сравнив супруг «быка среди людей» с лучшими из животных:

— К-коровы!..

И прицокнул языком.

Достойный летописец знал, о чем говорил. И многие помимо него знали. Прелестей бенаресских Матушки и Мамочки с избытком хватало на всех: рычали от страсти могучие телохранители, пчелами над жасмином кружились щеголи-придворные, накачиваясь нектаром до отрыжки и головокружения, повара обсуждали с хранителями от отравления пикантные подробности, не называя имен, и даже кое-кто из уважаемых брахманов облизывал губы по ночам, мучаясь воспоминаниями.

По дорожке, протоптанной царевичем, двинулись целые вереницы паломников — разве что на слонах не ездили!.. Хотя о жеребцах-двухлетках велись какие-то разговоры, но вроде бы не подтвердились.

То ли от природы обе кашийки, Амбика и Амбалика, были чрезмерно любвеобильны, то ли так и не простили муженьку-молокососу насильственного брака — старшая сестра, неистовая Мать, возненавидела Грозного, младшие же обратили пыл оскорбленных душ на мальчишку в диадеме.

Убить можно чем угодно, в том числе и любовью.

Старенькая яджа-ведьма с западной окраины Хастинапура много могла бы порассказать: как варила отвары для усиления мужских статей, как разливала в кувшинчики «Весенние настои», как ворожила над снадобьями «Торжества плоти», бурча тайные яджусы… И как являлись к ней две красавицы, до бровей закутанные в покрывала, складывали кувшинчики в котомки, платили не скупясь и расспрашивали старуху о любовных утехах, после которых не бывает детей.

А затем во дворце кричал от счастья мальчишка-царевич, чей экстаз напоминал агонию, и изощрялись в постельных битвах две женщины «с красными и продолговатыми ногтями, обладающие полными бедрами и грудью…»

И впрямь: от любви до ненависти — один шаг. Как от жизни до смерти.

Ах, если бы нашелся провидец, надоумил, напомнил, что в лесах растет еще вечнозеленая Ашока-Беспечальная! Тенистое дерево, чьи оранжево-алые цветы раскрываются тогда, когда ствол заденет ногой девушка, которой предстоит вскоре выйти замуж!..

Ведь настойка на листьях ашоки испокон веков охраняла дев и юношей от сглаза-порчи и любовного истощения… Увы, советников во всех трех мирах хоть пруд пруди, а совета не дождешься.

…Сейчас же обе сестры стояли в окружении евнухов и испуганно поглядывали на регента. Для страха имелись веские основания: на днях в Государственном совете рассматривался закон про обязательное сожжение вдов. Обычай этот уходил корнями в седую древность и был освящен серьезной традицией. Все знали: первая супруга Шивы, когда ее собственный отец оказал пренебрежение Разрушителю, демонстративно вошла в огонь. Тестю-самодуру после этого досталось и на орехи, и на финики, разъяренного Шиву пришлось успокаивать всей Обителью Тридцати Трех — именно тогда Рудра-Ревун получил льстивое прозвище Шива, то бишь Милостивец!

  133