Прочь, Тени!
Оглянулся, всмотрелся…
Нет, не видно Окна. А интересно бы знать, откуда ехали бедолаги. Это ж где сейчас из аркебуз стреляют? И где такие верблюды травку щиплют?
– Панове! Да тут припасу – море Черное! И горелка, горелка!
– Гур-р-р-ра-а-а-а!
Да, кому что, а курци – просо!
* * *
– Пей, пей, жиду! За погибель свою пьешь!
Пью!
Тем более не горелку, не медовуху даже – мадеру. Настоящую. Пил я мадеру у пана Станислава, да куда ей до этой!
Табор разбили тут же. Только трупы подальше унесли да камнями завалили. И вправду, трудно сдержаться. Мясо копченое, рыба, сухари, фрукты. И мадера, конечно. И печенье даже – на закуску.
- Гей, наливайте полные чары,
- Щоб через винця лилося!
- Щоб наша доля нас не цуралась.
- Щоб краще в свити жилося!
Славно поют! А ведь действительно, не чурается их доля! Или кто-то Там решил, что не написано им на роду среди этих гор помереть? Выходит, я Б-гоборцем стал?
Оглянулся, осмотрелся – нет пана морока. Спрятался! А жаль, хотелось ему напоследок вопрос задать. То есть не вопрос. Вопрос я уже знаю. И ответ знаю. Просто интересно, зачем ему надо, чтобы я, Иегуда бен-Иосиф, нарушил заклятие?
– Вот так, жиду! Голодом заморить нас решил? А хрен тебе, пейсатый!
– …Сказала мышка, кушая сало в мышеловке. Смачного, пане Свербигуз!
Сходится! Сходится все! Потому и мне медальон дали, потому и хотел каф-Малах блудный, чтобы я, тот, кому нельзя миловать, черкасам валковским путь к спасению указал!
Да только зачем это ему?
Зачем?
Вот ведь загадка! И что обидно? Помру – а ответа не узнаю…
– То иди-ка сюда, пан Юдка!
Ну все! Иду!
Пан Логин уже не походил на буйвола. Не иначе, тоже мадеры хлебнул. С кварту – а то и с полведра.
– Ты это, жиду… Того… Прежде чем рубать тебя, сукина кота, буду, взгляни.
Хорошее начало! Ладно, поглядим. Да чего тут глядеть? Карта, от руки исполнена, сверху вензель, вроде как литера «К» с короной королевской. Дорога, а вот и город. Город Cuzco. Как? Кузко? Или Куско?
– Ты не туда, Юдка, смотри! Ворота видишь?
И вправду! Ворота, да не одни!
…В самом низу – вроде как горы, и дорога меж них вьется. Вьется – в ворота упирается. А дальше… А дальше черта через всю карту, вроде молнии. И… Еще одни ворота. А из ворот – дорога. В Куско.
Вэй, что-то знакомое! Или читал, или рассказывал кто. Далеко город этот! Было дело, брали его приступом паны в темных латах с аркебузами…
– Смекаешь, жиду? Не просто шли! По мапе. Спешили, видать!
Спешили – а все одно на Околицу попали. Ай, интересно! Мы шли, они шли… Что это с Рубежом?
То есть как это что?
Усмехнулся я. Ухмыльнулся даже. Ухмыльнулся – до медальона золотого дотронулся. Незаметно.
Паны дерутся – у хлопов чубы трещат. Малахи воюют – Адамовы дети по Околице шныряют.
Вэй, любопытно!
Хотя, если задуматься, все понятно станет. Раз война, значит, первым делом все дороги перекрыть должно. Вот и перекрыли. Вроде как в осаду взяли.
– Не лыбься, не лыбься, Юдка! Лучше скажи – надумал?
Просто спросил, без злости. Словно ответ знал.
– Надумал, пан Логин. Не знаю я нужное Окно. Я знал бы – все одно не сказал!
Кивнул, задумался.
– И никого тебе не жалко? Или в бога не веришь? Ведь мои хлопцы твоих родичей не рубили. Это ты, пес кровавый, наши семьи резал да жег! Неужто до сих пор кровью не упился? Ведь и у тебя душа есть!
Просто сказал – как и спрашивал. Да так просто, что захотелось волком февральским завыть. Или я в самом деле вообразил себя Святым, будь трижды благословен Он? Кто я, чтобы чужое племя карать до седьмого колена? Невинных, ни мне, ни родне моей зла не сделавших?
И ударил мне в лицо смрад плоти горящей, и встала перед глазами раскисшая от дождей дорога…
Зачем Ты послушал меня, Г-ди?
Зачем?
Почему я не умер тогда, возле уманских ворот, и не приложился к предкам своим – безгрешный, кровью чужой не замаранный? Зачем Ты позволил мне стать бездушным чудовищем, Левиафаном, Юдкой Душегубцем, убийцей и слугой убийц?
Зачем, Г-ди?
Молчало серое небо. Молчала серая земля.
Поздно жалеть, Иегуда бен-Иосиф, сопливый мальчишка из распятой Умани. Поздно! И винить некого.
Я посмотрел ему в глаза. Посмотрел, отвел взгляд.
– Нет у меня души. Рубите!
Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи
Я пошел к братику. Я сказал, что пленочки порвались. Он не понял.