Последние отзывы

  2  

– Вы часто сюда приходите? – спросил он, приблизившись.

Эти двое, стоя рядом, являли собой разительный контраст. Дольф Штерн был смугл, его черные волосы напоминали мех ее собольего манто; глаза его были цвета оникса. Хрупкая светловолосая женщина кивнула, посмотрела на него с загадочной детской улыбкой.

– В детстве я часто приходила сюда.

– Так вы из Берлина?

Вопрос был довольно глупый, но Дольф растерялся и не знал, о чем говорить.

Кассандра беззлобно рассмеялась:

– Да, я из Берлина. А вы?

– Я из Мюнхена.

Какое-то время они стояли молча. Дольф пытался сообразить, сколько ей лет. Двадцать два? Двадцать четыре? Трудно сказать. В этот миг раздался звонкий смех, и, обернувшись, они увидели, что трое детишек, расшалившись, гонятся вдоль самой кромки воды за собакой, а следом едва поспевает няня. Дело кончилось тем, что озорники промочили ноги, но собаку так и не догнали.

– В детстве однажды я тоже залезла в пруд. Няня после этого не водила меня в парк целый месяц.

Дольф улыбнулся, представив себе эту сцену. Женщина казалась ему совсем юной, но невозможно было представить, чтобы она в своих соболях и бриллиантах помчалась за собакой или залезла в воду. Он вообразил ее шаловливой девочкой, убегающей от няни в крахмальном переднике. Когда это было? В двадцатом году? Или в пятнадцатом? Сам Дольф в ту пору жил совсем иначе. Ему приходилось, кроме учебы в школе, еще и работать у отца в булочной – утром перед уроками и вечером. Серые будни, бесконечно далекие от жизни этого золотистого ангела…

После того дня Дольф стал регулярно наведываться в Шарлоттенбургский парк. Он говорил себе, что прогулки на свежем воздухе пойдут ему на пользу – нельзя же целый день просиживать за письменным столом. Но в глубине души Дольф отлично понимал, зачем сюда приходит. Он мечтал вновь увидеть это лицо, эти глаза, эти золотые волосы. В конце концов его мечта осуществилась – они вновь встретились на берегу. Ему показалось, что Кассандра обрадовалась. Со временем совместные прогулки участились, хотя свиданий друг другу они не назначали. Просто, закончив работать, Дольф шел в парк, и нередко Кассандра оказывалась там в то же самое время.

Они чувствовали себя хранителями старого замка, попечителями игравших возле пруда детей. Парк как бы стал их совместным владением, и это ощущение приносило им обоим радость. Дольф и Кассандра рассказывали друг другу о своем детстве, делились планами и мечтами. Кассандра с детства хотела стать актрисой, чем приводила в ужас своего почтенного отца. Девочка отлично понимала, что путь на сцену ей заказан, но мечтала о том, что когда-нибудь напишет пьесу. Кассандра очень любила слушать, как Дольф рассказывает о своем литературном труде, о начале писательской карьеры, об успехе первого романа. Он еще не успел свыкнуться со своей славой. Он приехал из Мюнхена в Берлин семь лет назад; пять лет назад выпустил свой первый роман; три года назад купил автомобиль, еще через год – старинный особняк в Шарлоттенбурге. Все это казалось ему каким-то чудесным сном. Глаза Дольфа светились восторгом и радостным изумлением, и от этого он казался моложе своих лет. Нет, Дольф Штерн еще не был пресыщен – ни жизнью, ни литературой, ни любовью.

Кассандра слушала его рассказы затаив дыхание. В его устах книги и истории делались реальными, оживали, и в такие минуты Кассандра чувствовала, что тоже наполняется жизнью. Шли недели, и Дольфу казалось, что затаенный страх, видевшийся ему в ее взоре, постепенно исчезает. Теперь во время их встреч в парке Кассандра вела себя иначе – веселее, раскованнее, радостнее.

Однажды, когда они прогуливались по берегу, вдыхая аромат свежего весеннего ветерка, Дольф как бы в шутку спросил:

– Знаете ли вы, как сильно вы мне нравитесь?

– Значит, вы напишете обо мне книгу?

– Вы считаете, я должен это сделать?

Кассандра на миг опустила глаза, потом, взмахнув ресницами, покачала головой:

– Нет, не думаю. Обо мне писать нечего. В моей жизни не было ни побед, ни достижений, ни свершений. Вообще ничего.

Синие и черные глаза продолжили этот разговор без слов – время для откровений еще не наступило. Потом Дольф спросил:

– Вы так думаете?

– Это правда. Я родилась, живу, потом умру. За мою жизнь мне предстоит переменить множество нарядных платьев, посидеть на тысяче банкетов, бесчисленное количество раз сходить в оперу… Больше в моей жизни ничего не будет.

  2