195 
— Послушай, Френги, у нас с Холли Грейс никогда не было никаких соревнование по плевкам; и потом, ты наверняка не могла не заметить, что наш пацан в формально-юридическом плане внебрачный ребенок.
— Как и его папаша — фыркнула она.
Не выпуская из рук инициативы, он захлопнул коробочку с бриллиантом и сунул обратно в карман.
— Ладно. Нам не следует жениться. Это было всего лишь предложение.
Она смотрела на него. Шли секунды. Набрав полную вилку цыплячьего рагу, он отправил его в рот и принялся неторопливо жевать.
— И это все? — спросила она.
— Не могу же я тянуть тебя замуж насильно!
Франческу захлестнула такая волна гнева и обиды, что она почувствовала себя умирающей.
— Так, значит, это все? Я говорю «нет», ты забираешь свои игрушки и отправляешься восвояси?
Он отхлебнул из своего стакана глоток содовой с выражением глаз столь же абстрактным, как и сережки в ее ушах.
— А что, по-твоему я должен делать? Стань я на колени, так официанты живо выкинут меня отсюда.
Его сарказм перед лицом чего-то столь для нее важного был как нож под ребра.
— Ты что, не знаешь, как бороться за то, чего хочешь? — яростно прошептала оно.
По его молчанию она поняла, что угодила в больное место.
Внезапно словно шоры упали с ее глаз. Вот оно! Вот то, что Скит пытался ей втолковать!
— Кто тебе сказал, что я хочу тебя? Франческа, ты воспринимаешь все слишком серьезно.
Он обманывал ее, обманывал себя. Франческа ощущала его потребность в ней так же сильно, как и свою в нем. Далли хотел ее, но не знал, как получить, а главное, даже и не пытался. «Чего можно ожидать от человека, — с горечью размышляла она, — который, превосходно проходя предварительные круги в стольких турнирах по гольфу, к концу обязательно сходит с дистанции?»
— Не желаешь ли на десерт комнату, а, Френси? У них есть такая шоколадная штуковина. По мне, в ней не хватает парочки сладких мазков сверху, но она и так неплоха.
Ее охватило презрение к нему, граничащее с подлинным отвращением. Любовь показалась ей сейчас гнетущим бременем, слишком тяжелым для ее хрупких плеч. Потянувшись через стол, Франческа схватила Далли за запястье, сжав с такой силой, что ногти впились в его кожу, ясно давая ему понять, что уж сейчас-то ему придется выслушать все. Ее слова звучали как приговор, это была речь бойца:
— Ты так боишься неудачи, что не можешь попытаться заполучить хоть что-нибудь из того, что тебе хочется? Победу на турнире? Твоего сына? Меня? Именно это все время удерживает тебя сзади? Ты так боишься неудачи, что даже не делаешь попыток?
— Не знаю, о чем ты тут толкуешь. — Он попытался вырвать руку, но захват был таким сильным, что освободиться, не привлекая внимания окружающих, не было никакой возможности.
— Ты еще даже не выбрался из стартовых блоков, не так ли, Далли? Ты просто поселился на боковых линиях! Ты желаешь продолжать игру лишь до тех пор, пока тебе не приходится серьезно попотеть и пока ты в состоянии отпускать шуточки, показывающие всем и каждому, что тебе на все наплевать!
— Ничего глупее…
— Но тебе ведь не наплевать, верно? Ты так сильно хочешь победы, что можешь даже попробовать ее на вкус! Ты хочешь и своего сына, но держишься от него подальше просто на случай, если Тедди не поймет тебя, — Тедди, мой славный малыш, он носит сердечко на рукаве, да он бы все отдал за отца, который уважал бы его.
Лицо Далли побледнело, его кожа под пальцами Франчески сделалась холодной и влажной.
— Я его уважаю, — резко сказал он. — До смерти не забуду тот день, когда он бил меня, думая, что я тебя обидел…
— Ты нытик, Далли, но делаешь это так классно, что все позволяют тебе выходить сухим из воды. — Она ослабила хватку, но не дала взять над собой верх. — Все это хорошо, но представление становится неубедительным. Ты уже не так молод, чтобы по-прежнему выезжать на своей приятной наружности и шарме.
— Черт побери, что ты об этом знаешь? — заговорил он тихим, слегка охрипшим голосом.
— Я знаю об этом все, потому что начинала примерно в таких же условиях, что и ты. Но я повзрослела, и потом, я пинала свою проклятую жизнь под хвост до тех пор, пока она не начала делать все так, как мне хотелось.
— Думаю, тебе было легче, — возразил он. — Может, у тебя на пути попалось всего несколько выбоин. А я был предоставлен самому себе уже в пятнадцать лет. И когда ты прогуливалась с нянюшкой по Гайд-парку, мне приходилось уворачиваться от кулаков моего папаши. Ты знаешь, что он вытворял со мной в пьяном виде, когда я был совсем малышом? Он переворачивал меня вверх ногами и совал головой под воду в туалете!
195 
