Последние отзывы

  20  

Они очутились на площади.

— Это место общественных наслаждений, — сообщила Халида. — Сюда приводят для порки провинившихся рабов. Они принимают наказание от рук палача, с тем чтобы раб не затаил зла на строгую хозяйку. Иногда раба распластывают на возвышении и отдают на потеху женщинам. Когда такое происходит, на площади яблоку негде бывает упасть, особенно если раб красив.

Она повернулась и игриво провела пальцем по его подбородку.

— Я никогда не позволю другой женщине взять тебя, Дагон, принц мой. Ты мой и только мой, — нежно прошептала она, глядя на него жарко вспыхнувшими глазами. И тут же вновь превратилась в королеву Кавы, спокойную, холодную, и повела его назад во дворец, где заставила стоять на коленях в тронной зале, пока сама занималась государственными делами. Зирас стоял рядом, тихо давая ей советы, что‑то бормоча на ухо. Дагон испытывал настоящие муки ревности к этому пронырливому старику.

Вечером, за ужином, Дагон еще больше убедился в том, как одинока Халида. Если не считать короткой прогулки по городу, она не общалась ни с кем, кроме слуг и Зираса. Ни придворных, ни друзей, ни приятельниц. Только Зирас. И отныне — Дагон.

На середине ужина королева отпустила Зираса и челядь.

— Я желаю остаться одна, — объявила она, и Зирас не посмел возразить.

Халида ела молча, рассеянно кладя лакомые кусочки в рот Дагону. Вскоре, однако, она словно забыла о нем, и цепь выскользнула из ее руки. Воспользовавшись этим, Дагон пробрался под стол и принялся медленно поднимать подол ее платья, целуя ступни, щиколотки, колени, пока не добрался до бедер. Халида безмолвно раздвинула ноги, и он стал лизать мягкую теплую плоть внутренней поверхности бедер. Потом голова его нырнула глубже. Открыв пальцами складки ее пухлых губок, он начал неустанно обводить языком набухшую розовую горошинку, ощущая, как она поднимается и растет под его ласками.

Халида хрипло, тяжело дышала. Тонкие белые пальцы вцепились в его волосы, не давая поднять голову. Напряжение росло, и она старалась удержать восхитительные ощущения, но так и не смогла. Изнутри бурным потоком хлынуло горячее хмельное вино любви, принося несказанное наслаждение. Дагон поспешно отодвинулся.

— Восхитительно! — охнула Халида. — Отныне мы именно так будем заканчивать ужин, Дагон. — И, с трудом поднявшись на ноги, попросила: — Скорее пойдем в спальню. Ты сумел разжечь во мне аппетит к новым ласкам.

Оказавшись в тишине своей комнаты, Халида поспешно сорвала платье и расстегнула ошейник Дагона.

— Ну вот, — воскликнула она, — мы снова равны! Сердишься на мое сегодняшнее поведение? Думаю, Зирас ничего не подозревает, мой принц, но я была такой плохой! Ты накажешь меня, Дагон?

— Не дело раба наказывать свою госпожу, — покачал головой Дагон и потянулся было к ней, но Халида увернулась.

— Я была очень плохой, — повторила она, — и меня следует отшлепать, Дагон.

— Отшлепать? Тебе этого хочется, моя королева?

— Да! Я приказываю!

Дагон ошеломленно приподнял брови.

— Неужели тебя когда‑нибудь шлепали? — едва выговорил он. — И что ты об этом знаешь?

— Зирас не раз задавал мне трепку, когда я была маленькой, — призналась Халида. — Тетки, разумеется, запретили ему это и даже отослали на площадь, на всеобщую потеху, за такую грубость по отношению к женщине. Но он и так бы не стал больше проделывать это. — Она хихикнула.

— Почему? — допытывался Дагон.

— Обнаружил, что мне это по нраву, — откровенно заявила она. — Когда я рассказала об этом теткам, они посчитали меня настоящим выродком и долго твердили, что я не должна отдаваться кому‑то во власть, особенно мужчине. Больше до меня никто и пальцем не дотронулся, но когда я увидела, как восстала твоя великолепная плоть от прикосновения кнута, сразу вспомнила то изумительное ощущение и удовольствие. Ты уже перевернул мой мир, подарив мне наслаждение, и я отныне полностью доверяю тебе. И хочу, чтобы ты меня отшлепал.

— А если кто‑нибудь услышит твои крики, моя королева? Стража прибежит тебе на помощь и, увидев, как я унижаю тебя, прикончит на месте, — запротестовал Дагон.

Но Халида заставила его сесть на кровать и встала между его длинными вытянутыми ногами.

— Как только мы задернем занавески, ни одна живая душа нас не услышит. У всех женщин Кавы такие. С виду словно паутина, но сквозь них не проникает ни малейшего звука. Это волшебство известно только жителям Кавы, — прошептала Халида и, дернув за шнурок, опустила полог, а потом громко позвала: — Стража! К королеве!

  20