Последние отзывы

  117  

– Господи, любимая, что с тобой?

Дженни слышала слова, но не понимала их смысл. Голова тонула в густом слое ваты. Любимая? Почему разбойник так называет ее?

– Кто вы? – еле слышно пролепетала она.

– Мы так давно не виделись, что ты перестала меня узнавать?

Дженни очнулась. Она сидела верхом на собственной кобыле, очевидно, обрадованной появлением хозяйки, но не одна – ее прижимал к себе крепкий мужчина, чей голос был чертовски знаком.

– Через пару минут мы будем дома. Не забудь сказать слугам, что мы друзья, Дженни.

Все быстро-быстро закружилось у нее перед глазами, словно калейдоскоп.

– Ты?! – воскликнула Дженни в полном смятении.

– Да, это я. Поклянись, что не будешь предавать меня проклятию, пока я не обогреюсь. И распорядись нас принять.

Киту Эшфорду внезапно потребовался кров на ночь – вот причина, по которой он здесь.

– А если я не послушаюсь? – сердито спросила Дженни, пытаясь выпрямиться в седле, чему мешала крепко удерживавшая ее мужская рука.

– Ты об этом пожалеешь.

Горничные были удивлены неожиданным визитом двух грязных оборванных мужчин, но в дом их пустили. После чашки горячего вина с куском масляного пирога с льняным семенем Дженни уже была в состоянии задавать вопросы, коих у нее было множество. Почему он ворует коней, словно разбойник? Зачем он слоняется по графству в таком странном виде?

Кит угадал, что у нее на уме.

– Валяй, спрашивай, ты всегда любила задавать много вопросов, – вальяжно раскинувшись в кресле с чашей горячего вина, милостиво позволил Кит. В гостиной они были вдвоем – слуги, в том числе и слуга Кита, пошли готовить ванны для господ.

– Твой слуга ударил меня и украл мою кобылу, – сердито начала Дженни. – Почему ты позволил ему заниматься грабежом в моем имении?

– Моя дражайшая госпожа Данн, я представления не имел, что мой человек на вас напал. Я просто послал его найти лошадь, поскольку в этих дурацких парадных туфлях я больше бродить по грязи не могу. Прошу прощения за него, но Эймиот, уверяю, хороший парень, преданный своему господину. И только.

– У меня шишка на лбу размером с гусиное яйцо! Я промокла, замерзла, чуть не умерла…

– Прости за то, что не плачу. Я-то, напротив, свежевымыт, выбрит, одет с иголочки и вообще всячески ухожен. – Кит выразительно обвел взглядом свой весьма потрепанный наряд.

Дженни прикусила губу. Она не была готова к насмешкам с его стороны.

– Что тебе нужно от меня?

– Поесть и провести ночь под крышей.

– Ты получишь желаемое при условии, что с рассветом покинешь этот дом. Но я еще не получила ответа на мой первый вопрос.

– Перед тобой разыскиваемый преступник, за голову которого назначена неплохая сумма.

Дженни вскрикнула от ужаса и прижала ладонь к губам.

– Как же так?

– Я подумал, может, ты знаешь. Мой драгоценный братец Джеймс и наша общая знакомая Барбара Палмер состряпали документ, уличающий меня в заговоре с папистами на предмет свержения его величества. Джеймс всегда был скользким и двуличным.

– Боже, скажи, что это неправда!

– Правда, и ты не хуже меня это понимаешь. Я всегда был верен Карлу Стюарту, даже если имел наглость ссориться с ним, но ходят слухи, что наш король крепко угодил под каблук леди Каслмейн и верит всему, что та ему нашепчет. Я знаю, что издан приказ о моем аресте. Может, я и сглупил, пустившись в бегство, но я знаю, каковы у нас суды. Хорошо, что у меня есть друзья, которые вовремя меня предупредили. Гвардейцы его величества пустились за мной в погоню, но мне кажется, я сумел от них улизнуть.

Дженни была в растерянности. Она сама не ожидала от себя подобной реакции. Схватившись за подлокотники так, что пальцы побелели, она заклинала себя самое не совершить глупостей.

– Хотелось бы верить, что вы сбили их со следа милорд. Леди Каслмейн никогда особенно меня не любила, и если вас найдут в моем доме, то и мне не избежать обвинения в измене. Кроме того, – набрав в грудь побольше воздуха, продолжила она, – почему вы решили, что я обрадуюсь вашему визиту после того, что вы позволили в отношении меня на балу его величества?

Кажется, слова ее возымели действие, ибо Кит вскочил и, быстрым шагом подойдя к окну, не поворачивая головы, но голосом, слегка дрожащим от обуревавших его эмоций, спросил:

– Ты когда-нибудь сможешь простить меня за глупые речи? Как всегда со мной бывало, чувства взяли верх над разумом. Мне не так обидно, что король велел мне покинуть двор, мне даже не так больно то, что меня объявили изменником, как стыдно за боль, что я причинил тебе.

  117