Последние отзывы

  24  

Осведомленность епископа Руанского всегда поражала варваров и вызывала невольное почтение. Но если Атли искренне восхищался Франконом, то Ролло он занимал скорее как интересный собеседник во время пиров. Он никогда не брал на веру его ученые россказни, зачастую возражал, доказывая свое.

Эмма не раз принимала участие в их спорах, но далеко не всегда чистосердечно. Ведь Ролло настаивал на том, чтобы она дала согласие Атли, выказывая полное равнодушие к ней. Ни разу ей не довелось увидеть в глазах язычника того восхищения, какое возникало в них, когда она в изодранном платье и со спутанными волосами бродила с ним в лесах Анжу и Бретани.

И хотя его пренебрежение сердило Эмму сверх всякой меры, делало ее язвительной и подчас грубой, она со все большим нетерпением ждала Ролло, печалясь, когда он не приходил. Но стоило ей увидеть его силуэт сквозь пелену дождя, услышать его голос, его дерзкий громкий смех, как сердце ее принималось учащенно биться и она ощущала томление во всем теле.

Вот тогда-то Эмма и становилась дерзка и надменна, недоумевая в то же время, почему этот полудикарь с величавой осанкой правителя так притягивает ее.

– Тебе не следует быть с ним столь резкой, Эмма, – говорил Атли. – Ролло терпелив до поры, но придет время – и ты узнаешь его ярость.

О, лучше бы она испытала его гнев, чем это насмешливое равнодушие! И Эмма была вне себя от радости, когда ей все же удавалось пробиться сквозь броню высокомерия Ролло. Он оставался холоден к ее женским уловкам, но ее голос – Эмма благословляла небеса за этот дар! – растапливал ледяную стену, которую конунг столь усердно возводил между ними.

Атли слушал ее пение с отрешенным и мечтательным видом, епископ Франкон впадал в созерцательную задумчивость, даже стражи у входа прекращали свой гомон и, приподняв завесу, замирали, опершись о древки копий. Лицо же Ролло… Нет, она не ошибалась, – в его глазах вспыхивала нежность. Эмма бросала на него быстрый взгляд, опасаясь разрушить очарование, – и снова все ее внимание сосредоточивалось на струнах.

Часто он просил спеть о маркграфе Роланде, вассале ее предка, императора Карла. Эмма подчинялась, желая доставить ему удовольствие, хотя знала, что именно эта песнь будит в нем совсем иные чувства. Ролло слушал ее в напряжении, глаза его горели воинственным огнем. Эмма пела о том, как Роланд был окружен врагами и принял смерть, не сдаваясь и желая сломать свой меч Дюрандаль о скалу, дабы тот не достался неверным.

Ролло вскипал, как вода от раскаленной стали.

– Клянусь землей, морем и небесами – то был герой, достойный пиров Валгаллы! Видят боги, когда я думаю о том, что меч из рода Пешехода, сверкающий Глитнир, по сей день остается в лапах гнусного Гвардмунда… Помни, Эмма, настанет день, когда я швырну к твоим ногам голову этого выродка, позорящего племя данов!..

Все это Эмма вспоминала, когда, вернувшись из города, погасила светильники и легла вместе с Атли на широкое ложе. Даже в полной темноте она чувствовала, что юноша не отрывает от нее глаз. От Атли слегка пахло вином, дышал он с натугой. Эмма лежала, закинув руки за голову и наблюдая, как отсветы тлеющих в очаге углей скользят по крестовинам дубовых балок перекрытий. Спустя минуту она почувствовала, как Атли приблизился, и привычное отвращение, с которым она ничего не могла поделать, возникло в ней. Рука юноши скользнула по ее груди.

– Ты вынуждаешь меня оставить тебя, Атли! – Голос ее дрогнул.

Она знала меру своей власти над ним. Атли с горестным вздохом отвернулся и глухо произнес:

– Я понимаю тебя, Эмма… Эта встреча с Рагнаром… И все, что тогда случилось… Но я так люблю тебя и буду терпелив…

Желая утешить его, Эмма пробормотала:

– Все будет по-другому, Атли, когда ты примешь крещение…

Это была заведомая ложь. Но что ей оставалось?

Атли еще долго ворочался, потом затих. Во сне он задыхался, дыхание со свистом и клокотанием вырывалось из его груди. Эмма отодвинулась на самый край постели, перебирая в памяти, как вышло, что она стала делить с этим несчастным юношей ложе.

Это произошло вскоре после того, как Ролло удалил их из Руана, обеспокоенный попыткой Роберта Нейстрийского выкрасть у норманнов пленницу. Похищение было подготовлено крайне скверно. Люди герцога схватили ее, когда она отправилась взглянуть на строительство часовни в обители Святого Уэна. Шел дождь, она как раз выходила из часовни, когда какие-то дюжие незнакомцы набросились на нее, зажали рот и скрутили, когда же Эмма стала вырываться, заломили ей руки за спину. Она защищалась отчаянно, напуганная сверх всякой меры. В конце концов ее телохранители прибежали на шум и отбили ее. В чем, собственно, дело, она поняла только тогда, когда двоих из нападавших зарубили на месте, а еще двоих отправили для допроса в пыточную. Ролло, когда ему донесли о происках Роберта, пришел в неописуемую ярость.

  24