Последние отзывы

  45  

В 1850 была создана ещё такая надстройка: институт «учёных евреев», инспекторов-консультантов при попечителях учебных округов.

А из выпускников новозаведенных раввинских училищ с 1857 создалась должность «казённых раввинов», неохотно выбираемых своею общиной и подлежащих утверждению губернской властью. Однако их обязанности свелись) к административным: еврейские общины считали их невеждами в еврейских науках, традиционные же раввины сохранились как «духовные раввины», истинные [³⁷⁴]. (И многие из выпускников раввинских училищ, «не находя ни раввинских должностей, ни учительских», шли дальше учиться в университеты [³⁷⁵], – уходили во врачи и адвокаты.)

Николай I всё не терял своего напора регулировать внутреннюю жизнь еврейской общины. Кагал, который и раньше обладал огромной властью над общиной, ещё усилился от момента введения рекрутской повинности, получив право «отдавать в рекруты всякого еврея во всякое время за неисправность в податях, бродяжничество и другие беспорядки, нетерпимые в еврейском обществе», и этим правом он пользовался пристрастно, в пользу богатых. «Всё это приводило к возмущению масс заправилами кагала, создавало напряжённые отношения внутри общины, и стало одной из причин окончательного упадка кагала». – И вот в 1844 кагалы «были повсеместно упразднены и их функции переданы городским управам и ратушам» [³⁷⁶], – то есть положение в еврейских городских общинах как бы подчинялось всегосударственному единообразию. Но и эта реформа не была докончена: сбор вечно-недоимочных, ускользающих податей и поставка рекрутов – переданы были опять же еврейской общине, чьи теперь «рекрутские старосты» и «сборщики» наследовали прежним кагальным старшинам. А метрические книги, а значит и учёт населения, остались в руках раввинов.

Дальше правительство Николая I вмешалось в запутанный вопрос еврейских внутриобщинных сборов, главным образом «коробочного» (косвенный налог за употребление кошерного мяса). Распоряжением 1844 указывалось частично использовать коробочный сбор на покрытие казённых недоимок общины, на устройство еврейских школ и на пособия евреям, переходящим в земледелие [³⁷⁷]. – Но и тут возникла непредвиденная неуловимость: хотя евреи «облагались личной податью, наравне с мещанами-христианами», то есть налогом прямым, «еврейское население, благодаря коробочному сбору, оказалось как бы в льготных условиях в отношении способа уплаты подати». Теперь «евреи, не исключая зажиточных кругов, часто погашали путём раскладки, то есть личными взносами, лишь незначительную часть казённых сборов, остальную же часть подати обращали в недоимку» – и недоимки всё накоплялись, к середине 50-х годов превысили 8 миллионов рублей. И тогда последовало новое нервное высочайшее повеление: «за каждые две тысячи рублей» ещё новых недоимок брать «по одному взрослому рекруту» [³⁷⁸].

В 1844 была предпринята ещё одна, энергичная и снова неудавшаяся, попытка выселения евреев из деревень.

Гессен образно пишет, что в российских «законах, долженствовавших нормировать жизнь евреев, слышится как бы крик отчаяния, что при всей своей власти правительство не может выкорчевать еврейское существование из недр русской жизни» [³⁷⁹].

Нет, правителями России ещё никак не была осознана вся тяжесть и как будто даже нерешаемость огромного еврейского наследства, полученного в награду от разделов Польши: что же делать с этим стремительно растущим и самоупорным организмом в российском государственном теле? Они не находили уверенных решений и тем более не могли провидеть вдаль. Накатывались одна за другой энергичнейшие меры Николая I – а положение как будто только осложнялось.

Подобный же нарастающий неуспех преследовал Николая I и в борьбе с еврейской пограничной контрабандой. В 1843 он категорически распорядился выселить всех вообще евреев из 50-вёрстной приграничной с Австрией и Пруссией полосы, невзирая на то, что «в некоторых пограничных таможнях торгующее купечество почти сплошь состояло из евреев» [³⁸⁰]. Задуманная мера поправлялась сразу широкими изъятиями из правила: сперва – предоставлением двухгодичного срока для продажи недвижимости, затем – продлением этого срока. Переселенцам предлагалась материальная помощь для устройства на новых местах, и ещё они вперёд на 5 лет освобождались от податей. Несколько лет переселение не начиналось, а вскоре «правительство Николая I перестало настаивать на выселении евреев из 50-вёрстной приграничной полосы, и часть из них смогла остаться на прежних местах» [³⁸¹].

  45