Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
32 
Весь пол тоже устилали насекомые. Они облепили лампочку торшера, и комнату окутал мрак. Кровать они тоже не миновали. Сотни тварей забирались в постель Катагири, ползали по его ногам, проникали под пижаму, в пах. Маленькие личинки и черви набивались в задний проход, в уши, в нос. Сороконожки разжимали ему челюсти и одна за другой ныряли в глотку. Катагири в отчаянии закричал.
Щелкнул выключатель, палату залил яркий свет.
— Господин Катагири? — послышался голос медсестры. Он открыл глаза. Все тело было мокрым от пота, будто его окатили из ведра. Никаких насекомых — лишь тело зудит от их скользких прикосновений. — Опять кошмар? Бедненький вы.
Сестра быстро приготовила раствор и вколола ему в руку. Катагири сильно и глубоко вдохнул, затем выдохнул. Сердце колотилось.
— Что вам такое снится?
Где сон, где реальность — эту грань он уловить не мог.
— Не все то правда, что мы видим, — сказал сам себе Катагири.
— Точно, — улыбнувшись, подхватила медсестра. —Особенно, что касается снов.
— Дружище Квак, — пробормотал он.
— Что он такого сделал, этот ваш Дружище Квак?
— Он один спас Токио от землетрясения.
— Вот и славно, — согласилась медсестра и поменяла капельницу. — Вот и хорошо. Куда еще для Токио бед? Расхлебать бы то, что есть.
— Но Дружище Квак погиб и его больше нет. Или вернулся в муть. И больше сюда не придет.
Медсестра улыбнулась и промокнула лоб Катагири:
— Вы, кажется, любили этого самого Дружища Квака.
— Паровоз, — слабеющим языком произнес Катагири. — Сильнее всех.
Закрыл глаза и погрузился в тихий сон без сновидений.
Медовый пирог
1
— Медведь Масакити набрал столько меда, что есть —не переесть. Перелил его в ведерко, спустился с гор и пошел в город его продавать. Масакити был известным бортником.
— А откуда у медведя ведерко? — спросила Сара.
— Просто было и все. Валялось на дороге, вот он и подобрал. Подумал, когда-нибудь пригодится, — объяснил Дзюнпэй.
— Вот и пригодилось.
— Точно. Медведь Масакити пошел в город, приглядел на площади местечко, выставил табличку «Вкусный натуральный мед, полный стакан — 200 иен» и начал торговлю.
— Что, медведь умеет писать?
— Ноу. Писать медведи не умеют, — сказал Дзюнпэй. — Он попросил одного мужичка, стоявшего рядом. Тот и написал ему карандашом.
— А деньги считать он умеет?
— Йес. Деньги считать умеет. Масакити с детства жил у людей. Там и научился говорить и считать деньги. Он смышленый.
— Значит, он отличается от обычных медведей?
— Ага, от обычных немного, но отличается. Масакити — медведь особенный. Поэтому его сторонятся медведи неособенные.
— Что значит «сторонятся»?
— Ну, значит, говорят: «Смотри, кого он из себя строит» — и стараются с ним не дружить. Не могут с ним поладить. Особенно не любит Масакити дебошир Тонкити.
— Бедный Масакити.
— Действительно бедный. Хотя… по виду он медведь, но люди так не считают. Говорят: «Ты умеешь и деньги считать, и на человеческом языке говорить». Но ни те ни другие полностью своим его не признают.
— Бедный, бедный Масакити. А друзей у него нет?
— Друзей — нет. Медведь ведь в школу не ходит. Где же ему найти себе друзей?
— У Сары в садике друзья… есть.
— Конечно, — сказал Дзюнпэй, — конечно, у Сары есть друзья.
— А у Дзюн-тяна есть друзья? — Саре было лень произносить полное «дядя Дзюнпэй» и она звала его просто «Дзюн-тян».
— Папа Сары — мой самый лучший друг. И мама тоже очень хороший друг.
— Хорошо… когда есть друзья.
— Точно — сказал Дзюнпэй. — Хорошо, когда есть друзья. Твоя правда.
Дзюнпэй часто рассказывал Саре перед сном только что придуманные истории. Когда она чего-то не понимала — задавала вопросы. Дзюнпэй обстоятельно отвечал на каждый. Вопросы все как на подбор: острые и глубокие. Обдумывая ответ, Дзюнпэй выкраивал время, чтобы сочинить продолжение.
Саёко принесла дочери теплое молоко.
— История про медведя Масакити, — пояснила Сара матери. — Масакити известный бортник, но друзей у него нет.
— Масакити большой? — спросила у Сары Саёко. Та растерянно взглянула на Дзюнпэя:
— Масакити большой?
— Не то чтобы очень, — ответил Дзюнпэй. — Я бы даже сказал, мелковатый. Примерно с Сару. Характером спокойный. Панк и хард-рок не слушает. Любит в одиночестве наслаждаться Шубертом.
32 
