Последние отзывы

  10  

Нина вдруг очнулась: а сколько времени? Ей же на рынок надо за продуктами для кафе! На рынке можно поторговаться, оптом покупать намного дешевле, чем в розницу. Но как не хотелось разговаривать с Глебом, вспоминать ужасную ночь… да все равно встать придется. А в коридоре слышалась возня бабулек, грохали кастрюли. Нина села на кровати, Глеб сразу повернул к ней лицо:

– Доброе утро.

– Угу, – кивнула. – Если оно доброе.

Она набросила халат, поплелась в ванную умыться. Ванная была занята. Нина скрестила руки на груди и ждала, а сама видела: синий, белый, красный, желтый… У Вальки были желтые волосы, крашеные. Нина натуральная блондинка с черными бровями. Она перекрасилась в черный цвет и сделала стрижку, чтоб ничто не напоминало ей Вальку, даже собственные волосы. Кстати, черные волосы идут больше к ее фиалковым глазам и черным бровям. Из ванной, наконец, выползла Матильда Степановна – бывшая учительница семидесяти трех лет. Она бережет здоровье за счет того, что отбирает его у других своими претензиями.

– Ниночка, – всплеснула она руками, будто увидела Нину в голом виде, – ты вчера оставила посуду в раковине. Я же просила тебя…

– Помню, – хмуро перебила ее Нина и скрылась в ванной. – Не буду.

– Ниночка, – говорила Матильда Степановна под дверью, – эта неделя уборки твоя, а ты не только не моешь полы в коридоре, ванной, туалете и на кухне, но и посуду оставляешь. Пожалуйста, миленькая, будь повнимательней. Я знаю, ты много работаешь, но коллективное проживание требует неукоснительного соблюдения правил…

Нина, возя щеткой по зубам, подумала: «В следующий раз я не пирога тебе дам, а булочку с дустом, зануда». В кухне она поставила на плиту сковороду, нарезала колбасы и вбила семь яиц. Пришлепала пролетарка Мария Борисовна шестидесяти пяти лет. Она до сих пор не предала партию, носится на сходки коммунистов, читает прессу, смотрит новости, по утрам делает зарядку, митингует на кухне. Она постоянно чем-то озабочена, всегда сурова, редко улыбается.

– Нин, а Нин, чего это ты столько яиц вбила? – сунула нос в сковороду. – Вредно столько-то. Одно яйцо в неделю надо, так врачи советуют.

– Врачи говорят, что и жить вредно, – проворчала Нина, ставя сковороду на поднос. – Говорят, все равно умрешь.

– Тю на тебя, Нинка, – замахала рукой Машка Цеткин, так в память немецкой коммунистки Нина окрестила старуху. – У вас, молодых, нет тяги к жизни, вот и мелете языком черт-те что. Потому что без идей живете, у вас одни деньги на уме…

Нина схватила поднос и под идейный монолог Машки Цеткин понесла его к себе. Из соседней комнаты донеслось:

– Ниночка, не могла бы ты зайти ко мне?

Это Любочка Алексеевна. Она работала на швейной фабрике швеей, вследствие сидячего образа жизни сильно располнела, а холод на фабрике в зимнее время привел к ревматизму ног. Теперь из-за больных ног Любочка Алексеевна передвигается при помощи клюки. Она не лезла в личную жизнь Нины и шила ей наряды не хуже фирменных.

– Сейчас, – откликнулась Нина, поставила поднос на стол и сказала Глебу: – Ешь. Посуда в буфете. Хлеб тоже.

Любочка Алексеевна дала ей вырезки из газет с рецептами, она всегда собирает рецепты для Нины. И посуду из раковины убирала, и полы мыла вместо Нины, хотя ходит с палочкой, и не пилила за это. Она похожа на бабушку.

– Ты сегодня бледная, Ниночка, – глядя на нее через очки, сказала Любочка Алексеевна. – Не заболела?

– Нет, все в порядке. Спасибо за рецепты.

Глеб сосредоточенно резал хлеб, когда вошла Нина.

– А как мне умыться? – спросил он шепотом.

– В ванной.

– Меня никто не должен видеть, ты разве забыла?

Ах, да, забыла – синий, белый, красный, желтый… Нина отыскала в буфете кувшин, на кухне набрала воды, захватила из ванной тазик и мыло. Она лила Глебу воду на руки и думала: «Мне приснилось или нет? Неужели это ты сделал? Не верю… наверное, не хочу верить. Я дура, обыкновенная дура. Как же мне быть? Может, пусть он сам справляется со своими проблемами?»

– Спасибо, – произнес он, стряхивая руки.

Нина дала ему полотенце. Ели молча и без аппетита. Вернее, ел он, а Нина всего-то и проглотила половину желтка. Синий, красный… а желтый и белый на тарелке. Все, есть не хочется. Нина выпила кофе, тоже не весь, отнесла поднос на кухню. Машка Цеткин готовила себе завтрак – овсянку, ну и заметила:

– Нин, а Нин, ты из двух чашек пила?

– Ну да, – невозмутимо сказала Нина. – А что, нельзя?

  10