Последние отзывы

  14  

Наутро их всех троих под конвоем, как преступниц, вывели на деревенскую площадь. Глаза сестер были опухшими и красными от слез. Фрида все еще старалась держаться, ради дочерей, но ее лицо было бледнее мела, а губы дрожали.

Ударными темпами за один день и одну ночь возвели эшафот. Столб обложили дровами и хворостом. К этому самому столбу и привязали Фриду. Толпа, а собралась вся деревня и обитатели замка, во главе с бароном, гудела, призывая покарать ведьм. Падре Ансельмо зачитал приговор.

Но сестры ничего этого не слышали. Их словно парализовало. Они, не открываясь смотрели на мать, привязанную к позорному столбу. В каком-то немом отупении следили, как зажигают факелы и подносят их к костру. Дрова были очень сухими, и пламя моментально взметнулось вверх, облизывая беззащитную плоть. Площадь моментально заполнила вонь горелого мяса.

Никакая сила воли не могла справиться с такой адской болью. Фрида закричала, потом еще раз и еще. Каждый крик матери острыми ножами впивался в души сестер. Редкие слезинки скатывались по их щекам, но плакать они не могли. Глядя на эту душераздирающую сцену, Селена и Милена словно окаменели. Их лица не выражали ничего. Но это вовсе не значило, что девушки не страдали. Страдали, и еще как! Обеим казалось, что вместе с телом матери горят и их собственные души. Что-то умирало в них навсегда. Их мир, в котором они счастливо прожили почти пятнадцать лет своей жизни, в одночасье рухнул.

Крики умирающей затихли. Жадный огонь пожрал все практически без остатка. Прах колдуньи должны были развеять над рекой или перекрестком дорог. Но это действо мало кому было интересно, и толпа начала расходиться, но падре Ансельмо зычно проговорил:

— Мы еще не покончили с ведьмами! — многие обернулись. — Ведьме Фриде помогали ее дочери, также погрязшие в ереси. Что нам делать с ними?

— Сжечь! Сжечь! — послышались выкрики из толпы. Именно толпы. Разгоряченные первой смертью, людьми это сборище уже быть перестало. Но были редкие сельчане, которые не поддерживали рев толпы. Старательно отводили глаза, и на их лицах отражалась неподдельная скорбь.

— Эти девчонки — семя дьяволово! Никто не знает их отца! — выкрикнул кто-то. И тут же раздался звук удара и гневное бормотание:

— Молчи, дурак!

Но вот уже какая-то женщина выкрикнула:

— Они всегда были подозрительны! Само их рождение греховно! Всем известно, что их мать никогда не состояла в браке! Наверняка она согрешила с дьяволом!

Обе сестры вздрогнули как от удара. Их глаза наполнились жгучей ненавистью. Прах их матери еще не успел остыть, а тут такие оскорбления. Но они ничего не сказали. Не успели. Падре Ансельмо опять призвал всех к молчанию и заговорил сам:

— Селена и Милена Морадо Искадера близнецы, а церкви известно, что второе дитя в таких случаях происходит от дьявола. Принимая это во внимание, было вынесено следующее решение: так как вина сестер очевидна, равно как и разная ее степень, Селена Морадо Искадера немедленно отправится в женский монастырь Селестинок, где, приняв покаяние и дав строгий обет, проведет свою жизнь в молитвах, стараясь вымолить у Господа нашего прощение за грехи себе и своей нечестивой семье. Что же до ее сестры, Милены, то дочь дьявола разделит участь матери и в следующее воскресенье взойдет на костер. Таков окончательный приговор.

Пребывая в шоке от происходящего, сестры не сразу поняли, какую страшную судьбу им уготовили. А монахи падре Ансельмо оказались проворными. Они схватили Селену и потащили к стоявшей неподалеку телеге. На ней она и должна была отправится в монастырь.

Монахам пришлось потрудиться. Сестры вцепились друг в друга смертельной хваткой. Но сил у них было недостаточно, и, в конце-концов, их отодрали друг от друга. И Селена, и Милена отбивались как бешеные кошки, и все же их скрутили. Одну потащили к телеге, другую в темницу.

— Милиии! — в отчаянье вскричала Селена, утратив возможность сопротивляться.

— Селиии! — донесся до нее пронизанный болью и горем крик сестры.

Самое страшное, что только могло произойти, случилось. Вжавшись лицом в холодные стальные прутья оконной решетки, Милена обреченно смотрела, как ее сестру, связанную по рукам и ногам, лишенную малейшей возможности двигаться, увозят прочь. А в голове пульсировала отчаянная мысль: «Мы больше никогда не увидимся!»

* * *

Так потянулась неделя, в конце которой жизнь Милены должна была оборваться. Первые три дня она страшно буянила и осыпала жуткими проклятьями любого, кто осмеливался войти к ней в камеру. Потом она впала в абсолютную апатию. На эшафот Милена взошла с гордо поднятой головой, не проронив ни слова. Подобная отвага и сила воли в такой хрупкой девушке, даже девочке, не могли не восхищать.

  14