Может, Марлен взяла деньги, чтобы оплатить больничные счета? Карли решила, что должна непременно проконсультироваться с юристом, чтобы узнать, с чего ей лучше начать свое маленькое расследование.
— Я вам не верю и не стану одалживать вам ребенка.
— Я и не прошу вас мне его одолжить. Я собираюсь стать его опекуном. Таким образом, вы будете абсолютно свободны и независимы.
Дежа-вю. Сердце Карли сжалось от ужаса, по спине пробежал холодок. Эти слова были так похожи на те, что она слышала двенадцать лет назад. Она едва удержалась от того, чтобы не взять Рэтта на руки и не прижать к своей груди.
— Я люблю Рэтта и не считаю его обузой. К тому же моя сестра хотела, чтобы его воспитывала я.
— Как мать-одиночка, еле сводящая концы с концами?
— Если понадобится.
— Послушайте, Карли, вы молодая, привлекательная, незамужняя женщина. Зачем вам взваливать на себя заботу о чужом ребенке?
Ей был приятен его комплимент в адрес ее внешности, но затем она вспомнила, как выглядит после прогулки. Очевидно, Кинсейд готов сказать ей что угодно, лишь бы добиться своего.
— Я была рядом с Рэттом, когда он родился, когда у него прорезался первый зуб и когда он сделал первый шаг. Я никому его не отдам.
— Я могу предложить мальчику больше, чем вы. — Он окинул надменным взглядом ее старомодную кухню.
— Пускай мой дом и не соответствует стандартам Кинсейдов, но он полон любви и вполне пригоден для ребенка. У меня большой двор, огороженный забором.
Какого черта я защищаюсь? Я не обязана оправдываться перед этим мерзавцем.
— Сколько зарабатывает физиотерапевт? Шестьдесят? Семьдесят тысяч в год?
Он был хорошо осведомлен о размере ее доходов. Ее захлестнула волна отвращения.
Откуда он узнал?
— Не ваше дело, — огрызнулась Карли.
— Это ничто по сравнению с миллиардом и еще четвертью, которые Рэтт унаследует, если переедет ко мне.
— Миллиард? — пролепетала она.
— Не наличными. Большая часть активов неликвидна, — пояснил он. — Либо он переедет ко мне, либо ничего не получит.
Внезапно у Карли закружилась голова, и она села на стул. Как она могла лишать своего племянника наследства, которое он заслужил по праву и благодаря которому он до конца жизни не будет ни в чем нуждаться?
Но разве она могла его отдать?
Не могла. Карли пообещала Марлен: если с той что-нибудь случится, она вырастит Рэтта и будет любить его так, как не могла любить даже свою собственную дочь.
Митч Кинсейд не предлагал любви. Он едва взглянул на Рэтта и даже не прикоснулся к нему.
Глубоко вдохнув, Карли постаралась мыслить логически. Марлен хотела, чтобы Эверетт признал своего сына, и он, хотя и с опозданием, все же это сделал. Возможно, существует какой-нибудь выход из ситуации, выгодный для всех сторон.
— Мне необходимо посоветоваться с юристом. Еще мне нужна копия завещания.
Кинсейд нетерпеливо поджал губы.
— Мы должны выполнить условия завещания в установленный срок, мисс Корбин. Сколько вы хотите получить за моральный ущерб? Пятьсот тысяч?
Сначала Карли подумала, что он шутит, но ледяной блеск в его глазах убедил ее в обратном. Он действительно хотел купить ее племянника. Еще хуже, он думал, что она продаст Рэтта. Эта мысль привела ее в ярость.
Неудивительно, что Марлен назвала сына Эверетта жадным, бессердечным ублюдком.
— Вы спятили. Людей нельзя покупать и продавать.
— Миллион? — Проигнорировав ее последнее замечание, Митч Кинсейд достал из кармана пиджака чековую книжку и ручку. Все выглядело так, словно подписать чек на миллион долларов было для него обычным делом.
Карли поднялась. Ее колени дрожали.
— Рэтт не продается, мистер Кинсейд. Вам лучше уйти. — В этот момент Рэтт опрокинул на пол миску с салатом. — Если, конечно, вы не хотите мне помочь убраться.
Кинсейд отодвинулся в сторону, словно боялся испачкать свои начищенные до блеска ботинки. Затем он снова запустил руку в карман пиджака и, достав оттуда свою визитку, положил ее рядом с нетронутой бутылкой лимонада.
— Я распоряжусь, чтобы курьер немедленно доставил вам копию. Свяжитесь со мной сразу же, как только проконсультируетесь со своим юристом.
Он развернулся на каблуках, и через несколько секунд Карли услышала, как за ним захлопнулась входная дверь.
Карли посмотрела на своего обожаемого племянника, и у нее защемило сердце.