– Не та, что спит с мужчиной, потому… потому, что она подписала клочок бумаги!
Лицо Фрэнка исказилось от ярости.
– Ты произносишь это так, словно даешь урок морали. Но какая мораль заставляет тебя думать, что лучше зачать ребенка в пробирке, а не от мужчины?
– Это была твоя идея, не моя. Именно ты предложил это!
Он схватил ее за плечи, когда она начала отворачиваться.
– Нет, не моя! Что ты планировала, говоря о нашем ребенке, что это уже старо? Что он будет зачат в стекляшке?
– Уходи, – сказала она дрожащим голосом. – Ты слышишь меня, Фрэнк? Выйди из этой комнаты!
– С удовольствием. – Он прошел к двери, затем повернулся лицом к ней. – Завтра…
– Завтра ты можешь начать отменять все мероприятия.
– Нет.
– Почему нет? Ты поверенный, не я.
– Никаких отмен. – Его ноздри раздувались. – И никакого развода. Не раньше чем ты зачнешь моего ребенка.
– Ты можешь держать меня из-за клочка бумаги, который гласит, что…
– Ты согласилась оставаться моей женой до тех пор, пока не будет зачат ребенок или не истечет срок действия соглашения.
– Но это… это три года, – сказала она в смятении.
– Найми адвоката и оспорь соглашение, если оно не нравится тебе.
– Мне не по карману…
– Да. Тебе не по карману. – Он неприятно улыбнулся. – Особенно если добавить санкции, в случае если я выиграю тяжбу, за возмещение ущерба и затрат.
– Какого ущерба? Каких затрат?
– Изумруд на твоем пальце. Каждая тряпка вон в тех очень дорогих чемоданах. Психологическая жестокость, которой я подвергся и от которой страдал из-за того, что ты нарушила контракт. Я могу быть очень убедительной жертвой, Лайза, богатым преуспевающим человеком, который хотел наследника и, будучи одурачен красивой женщиной, подписал соглашение…
– Никто в это не поверит, – сказала она дрожащим голосом.
– …которое она теперь отказывается выполнять. – Он мягко засмеялся. – Черт, думай о юридической стороне вопроса, которую мы нарушили! Дело могло бы длиться годы, – его улыбка исчезла, – и могло бы стоить миллионы.
– Ты выродок! – Лайза побелела. – Ты знаешь, я могу…
– Тогда ты обманулась, не так ли, дорогая?
– Я… я расскажу всем о тебе, – сказала она, повышая голос. – Я расскажу им, что ты за человек, как ты шантажируешь меня…
– Попробуй, если ты сможешь заставить кого-нибудь слушать. А если и сможешь, они поднимут тебя на смех.
– Они будут смеяться и над тобой, Фрэнк. Ты думал об этом?
– Да, но есть разница между нами, дорогая. – Его рот скривился. – Мне ровным счетом наплевать на то, что обо мне думают.
Она с ужасом посмотрела на него, когда он медленно и уверенно шел к двери, а затем пронзительно закричала вслед:
– Ты не можешь так сделать!
Он вернулся и притянул ее к себе.
– Есть только один выход из этого, – сказал он грубо и поцеловал ее, но не со страстью, а со злобой. После поцелуя он оттолкнул ее от себя так, что она упала назад к стене. – Подумай об этом. Я подожду, пока ты будешь принимать решение.
– Никогда! – завопила она, когда он шагнул в гостиную. – Ты слышишь меня, Фрэнк?! Никогда! – Она протянула руку и хлопнула дверью. – Никогда, – прошептала она, бросилась на кровать, перевернулась на живот и разрыдалась.
9
Наконец пришла ночь, и Лайза, обессиленная, заснула, крепко и без сновидений, до утра и проснулась, когда освежающий ветер открыл ставню и стукнул ею по оконной раме. Через минуту она сбросила одеяло, натянула халат и вышла на балкон.
Несколько коротких недель назад она была довольна своей жизнью. У нее была хорошая работа, собственная квартира, независимость, то есть, может быть, не так уж и много, но достаточно, чтобы удовлетворить ее нужды.
Теперь… теперь у нее не было ничего. Ни работы, ни дома. И конечно, ни того будущего, которым она позволила Фрэнку убаюкать себя.
Она вздохнула. Нет. У нее еще было обещание – угроза Фрэнка не позволить ей уйти, пока они живут по их соглашению. Но она никогда не пойдет на это. Никогда. Только не уважающая себя женщина залезала бы в постель к мужчине ночь за ночью, зная, что он хочет ее лишь по причине выполнения условий невозможного контракта и ничего не чувствует к ней, за исключением простого желания женского тела.
Не то что бы она хотела, чтобы у него были чувства к ней. У нее, конечно, к нему нет ничего, если только не считать ненормальной сексуальной тяги, когда бы он ни прикоснулся к ней, но безобразная сцена последней ночи уничтожила это навсегда. Она никогда не позволит ему прикоснуться к ней снова. Речь даже не идет о достижении с ним согласия. В конце концов, он рационалист, логик по своей сути и должен прийти к тому же заключению, что и она. Он поймет, что у них нет выбора, кроме того чтобы вернуться в Штаты и закончить все как можно благоразумнее и быстрее.