Господи боже мой! Как она прожила с ним пять лет?! Куда смотрела, чем слушала?!
Коматоз, не иначе затяжная пятилетняя кома.
«Не начинай, Мария Владимировна, все ты уже обдумала, выводы сделала, еще месяц назад! Никуда не смотрела — работала! Хорошо хоть пять лет, запросто могло быть и больше!»
Она запила вином ставшие щелочно-кислот-ными, разъедающими мысли и закурила еще одну сигарету.
— Ты стала курить, да еще так много.
Охохошеньки, господи!
Она не смотрела на него, испытывая новый прилив желания настойчиво предложить ему туристический индивидуальный маршрут все с тем же эротическим уклоном.
Но удержалась и на этот раз — лекция на тему открывшейся ее истинной сущности мало прельщала.
— Да я поняла! Надо было развестись гораздо раньше!
— Давай обойдемся без актерства, — начальственным тоном потребовал Юрик. — Я понимаю, тебе неприятно и ты обижена, но, Мария, ты интеллигентный и весьма образованный человек, зачем опускаться до балагана!
Да что вы говорите? Раньше все ее регалии и звания не считались поводом подозревать в ней наличие интеллигентности и образованности.
Между прочим, кончилась та Машка, теперешней Марии Владимировне надоело и недосуг выслушивать чиновничью бредятину — отдыхает она!
— Так, Юра, хватит! Поговорили — иди! Свободен! — произнесла она профессорским тоном, адресованным безнадежному двоечнику.
Юра спокойно отпил кофе, Мария и не заметила в своих созерцаниях водной глади и омываемых ею берегов, когда принесли его заказ.
— Я все понимаю! — подпустил грусти в голос бывший муж, сбавив напор. Отпил кофе, оттопырив мизинчик, поставил аккуратно чашечку на блюдце и изрек: — Я виноват. Я приехал извиниться.
— Извиняю. Теперь можешь уезжать.
Чего она завелась, собственно? Неинтересно все это.
«Ты бы не блеяла овцой, а втыкала им с мамашей, пока жили вместе, чего сейчас-то буйствовать? Кто он тебе? Нуль. Нуль, помноженный на бесконечность!»
— Я хочу, чтобы мы снова жили вместе.
— О как! С каких кренделей, интересно? — распоясалась Мария Владимировна.
Он скривился. Не глядя на него, она знала, что он брезгливо скривился — ну еще бы! Что за плебс!
— Мария!
Нет, не мог он сдержаться, не мог, и все! Привычка к дрессуре? Никуда не денешь!
— Потому что мы муж и жена! Ну поругались, чего в семье не бывает, ну развелись под горячую руку! Но это ничего не значит! Да, я изменил тебе, обидев тебя этим. И ты не представляешь, как я себя корю...
Вот поэтому Машка избегала разговоров с ним! Сначала думала, что надо поговорить, объяснить Юре, что не может с ним жить, а потом поняла, что обречет себя на выслушивание напыщенного бреда человека, который никого, кроме себя, не слышит, и будет эта бодяга длиться бесконечно, пока он не доведет ее до белого каления или дурдома!
— Прости меня, я только сейчас понял, как верность для тебя важна...
«Значит, справки наводил через свои каналы, не было ли у меня в Америке любовника», — поняла Машка.
— ...и я уважаю и одобряю эту твою жизненную позицию.
«Бурные аплодисменты!»
Он помолчал. В профессионально исполняемой декламации авторского текста Юрия Коржа предусматривалась пауза, подчеркивающая степень осознания и уважения к «жизненной позиции». Интересно, что у нас по тексту дальше?
— Мама слегла.
«Ах да, как же я про маму-то забыла?»
— В больнице. Не смогла перенести нашего развода. Сердце. Ты должна съездить, навестить ее, она тебя ждет, все время спрашивает о тебе.
«Пожалуй, он прав, не стоит устраивать балаган, пора заканчивать фарс, а то до утра не рас-хлебаешься!»
Маша посмотрела на него, ровно села в кресле, сняв ноги с кошелки.
— Нет, не должна. Я не должна навещать твою маму, встречаться с тобой и выслушивать всю эту чухню, и общаться с тобой не должна. Я ничего вам не должна! Вы посторонние мне люди. Мы раз-ве-де-ны!
Отвернулась от него, откинулась на спинку кресла, вновь затянулась сигаретой.
Она слишком хорошо все понимала.
Он привык жить в удобстве и комфорте, полном потакании его желаниям, капризам, с бесплатной никогда не возражающей обслугой в ее лице. Маша потому так долго прожила с ним, что процентов на девяносто, а то и больше не слышала, что он говорит, потому что ее мысли были заняты наукой, она работала, обдумывала, даже когда стирала, готовила, занималась хозяйством, и ей проще было сделать, как он требует, чем вникать в суть его желаний.