Дима, он другой, не такой, как Осип — холостяк по жизни и по крови, с удовольствием бравурно кобелирующий в свободное от работы время, — таким был, есть и будет до гробовой доски. Победный — он сильный, целостный, у него кровь другого состава, ему семья нужна, любовь, дети, чтоб выбегали папку с работы встречать, ему по сути своей необходимо защищать, оберегать, делать для кого-то, не только для себя!
Для себя он уже вон сколько наделал — до хрена! И еще наделает, не умеет на месте стоять — только вперед!
Но для себя ему перестало быть так интересно и азартно работать, как раньше, пока не осмыслил, что застолбил, выстроил, сделал изданный момент.
Сорок лет не простой возраст и для мужчин и для женщин, но для мужчин труднее.
Хочешь не хочешь, а разум сам начинает давать оценки достигнутому, сделанному, взвешивать, упрекать за нерадивость, напоминать о годах.
Вот его и мытарит.
А с женщинами... — мысленно безнадежным жестом махал Осип. Первая жена — там все понятно. И вторая, Ира эта, — ни уму ни сердцу — что есть, что нету, да дура к тому же! Нарожала бы детей, взяла бы дом-семью в руки! Что говорить, — огорчался Осип Игнатьевич. Было несколько женщин, с которыми встречался Дмитрий, настоящих, интересных, самодостаточных, и Осип втайне надеялся — может, в этот раз...
Но Дима не загорался, влюблялся, бывало, но легко и ненадолго.
А вот Машенька...
Между ними как полыхнуло, Осип увидел, почувствовал, и это «что-то» ой какое непро-сто-о-ое!
«Дай-то бог!» — подумал еще раз.
— Завтракать? — спросил у Димы.
— Позже. Поплаваю в бассейне.
«Ага! — порадовался подтверждению своих умозаключений, чувствований и выводов Осип. — Не спалось, значит!»
Когда они завтракали вдвоем на полюбившейся им обоим открытой площадке второго этажа в тентовой прохладце, Осипу в наушник что-то сообщили. Дима это понял по немного изменившемуся выражению глаз своего начальника службы безопасности. Киношные прижимания ладонью наушника к уху, повороты головы, напряженное сведение бровей, подчеркивающее готовность к действиям, были так же далеки от сути и профессионализма Осипа, как планета Марс от матушки-Земли.
Отправив добрый кусок яичницы в рот, всем своим видом излучая довольство вкусно и неспешно завтракающего человека, Осип неторопливым жестом промокнул салфеткой губы и сообщил:
— Игорь Алексеевич Конев ожидает у ворот и просит аудиенции.
Удача, приветственно махнув ручкой, послала Дмитрию Федоровичу воздушный поцелуй.
Игорь Алексеевич Конев прибыл пригласить на званый торжественный обед, устраиваемый в честь его спасителей, а именно Дмитрия Федоровича и Марии Владимировны, и с почтением просит не отказать.
«Значит, вариант первый, — ответив согласием, подумал Дима. — Случайная встреча».
Маша придирчиво рассматривала себя в зеркало, крутясь во все стороны.
Целых десять минут.
Завалив весь номер барахлом, она никак не могла решить, что надеть, перемерив все по два раза, — и никак!
Она взяла с собой на всякий случай парочку вечерних нарядов, но обед мероприятие дневное, и вечерние туалеты не к месту. Она бы, по привычке, мало обратила внимания на эту ерунду. Надела бы первое, что попалось под руку и как-то соответствовало моменту, посмотрела: нормально?
Нормально — и забыла бы об этом думать, но...
Но столько смыслов сегодня вложилось в ее внешний вид — ой-ой-ой!
И подчеркнуть, что надо, и скрыть, что требуется, и, желательно, красавица-раскрасавица, и — не дай бог! — ничего чересчур и слишком, и упоминание о достоинстве и имеющемся в наличии статусе, и чтобы понравиться о-го-го как!
И весь этот арсенал — в одну мишень!
Для одного, конкретного объекта. Ну не для Игоря же Алексеевича Конева!
Приняв решение, пришлось все убирать. Машка, ворча на себя за пристрастие к порядку — да еще в такой момент! — раскладывала вещи по местам.
Времени потратила кучу и на выбор, и на наведение порядка, пришлось спешить, нервничать, суетиться, чертыхаясь сквозь зубы.
И вот — готово. Встала к зеркалу.
Платье без рукавов из серебристого шелка чуть выше колен, с широкой полосой, имитирующей пояс, стянутое в талии, мелкими складками широкой юбки шелестело вокруг бедер, серебристые босоножки на высоком каблуке, в тон платью, сумочка к ним.