97 
— Господин полковник, — твердо произнес он, — попрошу вас покинуть собрание: вы не можете быть нашим единомышленником.
Юсси Пеккала стянул с головы кепи, сильно встряхнул его. Капли воды, сорвавшись с козырька, обрызгали Суттинена, и он вздрогнул.
— Единомышленники! — рассмеялся полковник. — Так вот, довожу до вашего сведения, что лейтенант Агрикола, которого вы ждете, и его единомышленники арестованы мною как враги наступившего мира. Оружие они украли, но закопать не успели. И лейтенант Агрикола сознался во всем…
— Ложь! — крикнул Суттинен, привычно потянувшись к плетке. — Я знаю лейтенанта Агриколу, и он никогда не мог ничего сказать вам!
— Он долго и не говорил, — снова рассмеялся Пеккала, — но я спустил с него штаны и посек шомполом его тщеславный зад. После этого лейтенант плакал, как девка…
Пожилой вянрикки, грудь которого была украшена немецким Железным крестом первой степени, истерично вскрикнул:
— Вы оскорбили честь финского офицера!
— Что? — грозно переспросил Пеккала. — Вы говорите — честь?.. Но честь имеется у меня!.. Может быть, — добавил, помолчав, — она есть у подполковника Кихтиля. Но только не у таких сопляков, как вы!
Кихтиля, снова поморщившись, вздохнул и сел. Посмотрев на него, осторожно сели офицеры. Командир района Вуоярви остался стоять на пороге.
— Честь! — повторил он с издевкой и грубо выругался.
За дверью испуганно прошуршало тафтовое платье.
— Попрошу вас удалиться! — крикнул Кихтиля.
— Не ори! — сказал Пеккала и выхватил пистолет. — Не ори на меня, а то прихлопну, как жабу!.. Кто вы здесь такие?.. Вы же ведь — даже не лес, вы — корни, которые так глубоко ушли в землю, что вас уже не вырубить топором…
— Не вырубить! — крикнул вянрикки, и черный Железный крест качнулся на его груди.
— …Но еще можно выжечь! — закончил Пеккала. — И тогда в нашей Суоми можно будет сеять золотые зерна… Я ухожу, — сказал он, натягивая кепи, — мне здесь нечего делать. Но предупреждаю вас всех, что я этого так не оставлю. Я сегодня же напишу обо всем начальнику генштаба генералу Айро!..
— Пусть пишет, — сказал Кихтиля, когда за окном снова зашлепали по грязи копыта коня, — пусть пишет! Но мы тоже этого так не оставим. Если чирей долго не заживает на одном месте, его вырывают раскаленными щипцами. Лейтенант Суттинен!
Рикко Суттинен встал, одернул мундир.
— Я понимаю, — покорно сказал он.
— Тогда обождите, пусть отъедет подальше.
— Слушаюсь, херра эвэрстилуутнанти!..
Наступило молчание. Кихтиля посмотрел на часы, налил в стакан ароматного шведского коньяку.
— Пора, — сказал, — пейте в дорогу!
— Киитос, — поблагодарил Суттинен, — но я не пью!
— Вот как? — удивился подполковник и вынул из кобуры тяжелый маузер. — Возьмите, это лучше вашего кольта. Очень сильный удар, бьет навылет. Лошадь берите тоже мою, она стоит в конюшне…
— Я все-таки выпью, — сказал Суттинен и, залпом осушив стакан, поспешно вышел из дому.
Осенний лес шумел настороженно и таинственно. Дорога едва-едва светлела среди деревьев, терялась где-то во мраке. Протяжно ухал филин, стучали под копытами горбатые корневища, низко нависшие ветви елей хлестали по лицу.
«Как далеко мог он отъехать?» — думал Суттинен, и волнение человека передавалось лошади, прижав острые уши, она вытягивала свое мускулистое тело в стремительном галопе. Где-то в глухой болотистой низине холодным серебром сверкнуло озеро; белой свечой пролетел мимо поворотный столб, — дорога уходила вправо, поднималась в гору.
Суттинен придержал коня. Чтобы смягчить топот копыт, свернул на обочину в густую траву.
— Тише, тише, — успокаивал он лошадь, похлопывая ее по круто выгнутой шее.
Дорога закружила петлями, словно выискивая менее крутые подъемы. С высоты виднелись далекие деревенские огни, похожие на рассыпанных в траве светляков. Жутко и тускло горела на горизонте рыжая точка костра. — Тише, тише…
Он совсем остановил лошадь; разгоряченная бегом, она мотала головой, грызла звонкие удила. И вдруг из темноты леса послышался знакомый, приглушенный цоканьем копыт голос.
Женский голос:
— Ах, если бы ты знал, Юсси, как мне…
Суттинен вытянулся в седле:
«Кайса!.. Она, выходит, с ним… У-у, поганое отродье!»
И, вынув из-за пояса маузер, крикнул:
— Полковник Пеккала!..
Голоса стихли. Было слышно, как шумно вздохнули лошади. Суттинен направил своего коня в придорожный кустарник, снова позвал:
97 
