очень нудно 
7 
— Ваше сверхсрочнослужащее благородие, — сказал Рябинин, — дозвольте взять шаечку из-под ваших ножек?
— Молод еще так со мною обращаться, — хмуро буркнул тот, даже не подняв головы. — И вообще не мешай, проваливай!
Прохор Николаевич выдернул из-под ног матроса шайку. Тот проявил странное спокойствие и продолжал мыться в оставшихся трех.
Рябинина, еще не забывшего холод Карского моря, последнее время по-стариковски тянуло к теплу. Он толкнул дверь парилки, и в лицо сразу ударило невыносимым жаром. Какой-то смуглый матрос на самом верхнем полке хлестал себя веником с такой неуемной яростью, что на венике осталось всего лишь несколько листиков, — казалось, что несколько взмахов посильнее — и получится голик драить палубу.
— Иех, попа-а-аримся в честь открытия второго фронта! — говорил он. — А ну, поддай-ка еще! — попросил он Рябинина.
— Смотри, не высидишь. Убежишь! — проговорил Прохор Николаевич, настроенный благодушно.
— Высижу. Ты только плесни, мамочка!
Рябинин выплеснул воду в печь. Из отдушины к потолку ринулся удушливый пар. Несколько матросов, лежавших на верхних полках, рассмеялись:
— Давай еще, не разбирает что-то!
И еще две шайки воды обрушились на раскаленные камни. Кто-то не выдержал и сполз вниз, потом — второй, за ним — и третий.
А смуглый матрос остался, по-прежнему нахлестывая себя прутьями.
— Жарь, жарь! — надрывался он. — Мы из Одессы, мы жаркого не боимся…
Наконец не вытерпел и он, но спустился вниз всего лишь на две ступеньки — дальше не позволяла черноморская гордость.
— Ты что, издеваешься? — спокойно спросил он. — Ты знаешь, кто я такой?
— Нет, не знаю.
— Видали, он меня не знает!.. Да я Жора Мурмылов, потомственный рулевой-парусник, мне в Одессе каждая собака еще издали лапу подавала… А ты кто такой!.. Фффррр!.. Наверное, вестовой… Вон шкура-то на тебе какая белая!..
Он кивнул товарищам, и те, подхватив Рябинина, поволокли его на верхний полок, в самую жарынь.
— Он нас, и мы его!
Сейчас бы встать да крикнуть: «Отставить!» — но было уже поздно. Прохор Николаевич лежал на горячих досках, и проклятый голик одессита — на этот раз настоящий голик, без единого листика! — гулял по его спине.
Наконец матросы оставили его и спустились вниз.
— Эх, закурить бы! — сказал один.
— Нельзя. Боцман не велел.
— Пустяки! — разошелся Мурмылов. — Кто нас здесь увидит! А ты давай не смейся! — толкнул он Рябинина в бок. — Иди, Николенька, принеси-ка махрятину.
— Постой! — остановил матроса Прохор Николаевич, улыбаясь. — Открой тридцать первый номер. Там у меня папиросы лежат в кармане.
— Люблю с вестовыми дружбу водить, — сказал Жора.
Но прошло несколько минут, а Николенька не приходил.
— А ну, Балтика, жми ему в кильватер, что он там, заснул?..
Но и второй матрос-балтиец не вернулся. Отчаянно ругаясь, отправился сам взбешенный Мурмылов и тоже исчез. Тогда вышел в раздевалку Рябинин. Все трое стояли перед раскрытым шкафчиком, тараща глаза на офицерский китель.
— Что же вы не курите? — Рябинин открыл коробку папирос.
— П-п-простите, товарищ капитан-лейтенант, — пробормотал одессит.
— А за что мне на вас сердиться? Я хоть и не особо-то веселый человек, но зато веселых людей люблю. Только я не вестовой. Вот поплаваешь здесь — и с тебя загар слезет… Ну, ладно, пошутили и — амба! Закуривайте!..
— Большое спасибо, товарищ капитан-лейтенант, только у нас махорочка где-то…
— То махрятина, то махорочка, так сказать, в зависимости от обстоятельств. Вот уж это я не люблю, — искренне рассердился Рябинин, и три руки разом потянулись к коробке.
Знакомство с членами новой команды состоялось. «И неплохо, кажется, черт возьми!» — улыбаясь, думал Прохор Николаевич.
Быстро одевшись, он вышел на улицу. Из бани со свертками белья уже выбегали матросы. Поглядывая в сторону офицера, они покуривали, весело болтая о всяких матросских разностях. Наконец из бани, семеня на коротких ножках, выкатился бородатый боцман с погонами мичмана на плечах.
— Ста-анови-и-ись!
Матросы, затаптывая цигарки, построились в колонну.
— Вы боцман команды 38-С? — спросил у него Рябинин.
— Так точно. Мичман Слыщенко.
— Будем знакомы, — сказал Прохор Николаевич. — Я назначен командиром.
— Очень рад, — ответил мичман, хитро отводя глаза в сторону. — Так сказать, с легким паром!
Они пожали друг другу руки. Рябинин ощутил шершавую от мозолей ладонь мичмана и привычно смекнул, что боцман, наверно, работяга.
7 
