84 
– Ярый! – ответил Дремлюга.
– В таком случае Чиколини прав?
– Чиколини глуп, – внятно ответил Дремлюга, – и об этом знают все в городе. Еще раз повторяю вам, ваше сиятельство, что Штромберга не следует опасаться…
Мышецкий сомкнул перед собой в замок пальцы рук:
– Отвечайте просто: ваш Штромберг провокатор?
– Что вы, князь! – брезгливо отряхнулся Дремлюга. – Провокаторов мы науськаем и в Уренске, совсем незачем вызывать их для этого из Москвы, деньги тратить. Но пропаганда Виктора Штромберга должна изменить ситуацию!
– С кем встречался этот Штромберг в городе?
– Вчера он выступал на митинге в депо…
– Так.
– …после чего ужинал с господином Атрыганьевым.
«Хорош социалист, – подумал Сергей Яковлевич. – Но еще лучше губернский предводитель дворянства!»
Мышецкий захлопнул крышку чернильницы, в которой купалась весенняя муха: так ей, негодной…
– Скажите, – спросил он, – зачем вы посвящаете меня в эти интимные подробности?
– Чтобы вы не повторили ошибки Чиколини, – спокойно ответил Дремлюга.
– В таком случае я обещаю вам не соваться в вашу политику. Только один вопрос: что с задержанным в банке?
– Выездной прокурор расследует… Задержанный уже назвал себя несколькими именами, но повешен будет, пожалуй, под фамилией Никитенко (есть кое-какие предположения, что это именно он).
– Разве он будет повешен?
– А как же? Он знал, на что идет, голубчик. Такие вещи не возьмется защищать сам Плевако…
Дремлюга откланялся, шагнул к дверям, и тогда Мышецкий ударил его в спину:
– А – пила?
– Что пила? – не удивился жандарм. – Пила хорошая, ваше сиятельство. Фирма «Колэн». Сделано в Париже. С маркой Золингена. Такой пиле позавидует любой хирург… Еще раз – кланяюсь!
«Мудрецы, – подумал Сергей Яковлевич, – таких и нагишом не поймаешь…»
На пороге появился Огурцов.
– Ну-ка, – сказал ему Мышецкий, – окажите мне незначительную услугу: пройдитесь по одной половице.
Огурцов прошелся кое-как – по трем сразу.
– Молодцом вы у меня, – похвалил его князь. – Ходить не можете, а еще ни одной глупости я от вас не слышал… Только это вас и спасает!
Огурцов стоял, преданно моргая, и – ни гугу.
– Бог с вами… Лошади заложены?
– В самый раз, ваше сиятельство.
– Еду на подворье. – Мышецкий с хитрецой улыбнулся. – Если будут меня спрашивать, говорите: губернатор уехал молиться…
Разговор с Мелхисидеком был у него короток.
Сергей Яковлевич сознательно решил ускорить события. Передавая под крутую руку владыки озеро Байкуль, он понимал – потеря озера подстегнет с ответом и султана. Сиятельный прапорщик должен осознать, что второй раз отыграться ему не удастся.
Или – или.
Владыка тоже распознал подоплеку этого безмолвного заговора. О госпоже Монахтиной не было сказано ни единого слова.
Как на торге, хлопнули вице-губернатор с архиепископом по рукам, и Мелхисидек спросил только об одном:
– А казачат ты мне пришлешь, князь, ежели киргиз ерепениться станет?
И ничего не оставалось Мышецкому, как ответить:
– Дам!..
О-о, теперь-то они его зажали… Сергей Яковлевич и сам хорошо понимал это. Но с Мелхисидеком вроде бы расчеты были уже покончены.
Он мне – зерно, я ему – Байкуль.
Пора бы уж и Конкордии Ивановне потребовать с него комиссионные сборы!
«Молчит что-то… Верно, обдумывает – чем бы взять? А, может, наоборот, сама хочет дать чего-либо?..»
4
Мышецкий был озадачен: где же люди – умные, зрячие, все понимающие и совсем непричастные к чиновному быдлу? Неужели сенатор Мясоедов был тогда прав, говоря, что таких людей он не встретит в Уренской губернии?
Да, конечно, от Борисяка (совсем не от Кобзева) тянется какая-то незримая ниточка – именно туда, где живет, разумно и тревожно, все, что есть ныне лучшего в России. И даже не в цехах Уренского депо – нет, гораздо шире! – залегает уже могучий пласт взрывчатого материала, готового потрясти основы великой империи. Погибнут тогда под развалинами и Паскаль и Конкордия… «А я? Меня тоже завалит обломками?»
Сергей Яковлевич, будучи человеком неглупым, понимал также и то, что Борисяк (и подобные ему) никогда не дадут ему даже подержаться за кончик той ниточки, уводящей к спасению, как нить Ариадны, ибо он, его сиятельство, всегда останется для этих людей чужим…
«Но почему? – думал князь расстроенно. – Да, я только исполнитель предначертаний власти царя, но взрыв Революции, все оживляющей и все воскресающей, я бы, пожалуй, приветствовал тоже». И снова и снова его мысли возвращались к переселенцам…
84 
