Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
129 
– Потом обнюхаемся и притремся, – грубовато сказал он. – Дело не ждет… Дадим народцу погулять, а забастовку станем гасить на следующий вторник! Тебе (он повернулся к притихшему Штромбергу) пропадать не дадим. Авторитет нужен… Сказал, что три копейки лишние будут – и будут три копейки рабочему классу. Кровь из носу у Монтекки и Капулетти выпущу, а на своем поставим…
Аристид Карпович долго водил над столом вилкою, не зная, на чем остановить выбор. Отбросил вилку и рукою взял себе огурчик (любил он огурчики).
– Если мы, – продолжал полковник, затаенно рыгнув в сторонку, – если мы не отвлечем рабочих от вопросов политики – грош цена нам, господа! Пусть рабочий уткнется в свою кастрюлю да заводит граммофон, а дальше – ни гугу!
Сергей Яковлевич ощутил себя пьяноватым: коньяк ударил откуда-то снизу, растекся по всему телу.
– А куда же? – спросил он. – Куда вы их отвлечете?
– Только в область чисто экономических задач. А такие задачи действительно существуют… Вот этот лейтенант говорил тут о примитивности, да не с того конца начал. А вы, князь, сразу же и в драку! Тоже нехорошо…
Мышецкий кивнул.
– Извините, – сказал он Штромбергу. – Без працы не бенды кололацы.
– Ничего, – простил тот князя. – Я бил и меня били. Без этого в политике, как и на флоте, никак нельзя…
– Далее! – продолжал жандарм. – Три копейки – это уже доброе начало. Пусть рабочие осознают свою силу как экономической организации и все ничтожество работодателей. Местных саввушек да тит титычей я щадить не намерен. Что они мне – кумовья, сватья? Плевать мне на них с высокой башни, пусть их трясут как грушу… Так им и надобно!
– Но это еще не все, – деловито заметил Штромберг. – Воспитание рабочих в духе патриотизма тоже входит в нашу задачу. Православие и народность – вот та закваска, на которой следует замешивать добрую квашню нашей пропаганды!
– С чего же начнете, господа? – спросил Мышецкий.
– Как ни странно, князь, с выдвижения требования о закрытии публичных домов.
– Не всех, конечно! – добавил Аристид Карпович.
– И части кабаков, – продолжал Штромберг.
Сергей Яковлевич недоверчиво хмыкнул:
– Занятно! Хотя… Да, в этом что-то прощупывается!
Сущев-Ракуса, просияв, подлил ему вина:
– Пейте, князь. Это еще не все… Штромберг, расскажите о читальнях для рабочих.
Штромберг охотно рассказал:
– Рабочих надо сомкнуть вокруг общества трезвости. Создать в городе чайные, проводить лекции в нужном нам духе. Маркса мы подменим Струве, и от «Капитала» один переплет останется… Мы откроем глаза народу, что если враг и существует, то это – стяжатели-капиталисты, пьющие кровь из груди рабочего!
Палец жандарма снова гордо реял над закусками.
– Но, – сказал Сущев-Ракуса, – ни в коем случае не правительство. Князь, обратите на это особое внимание. Как облеченный доверием власти, вы…
– Я понимаю, – кивнул Мышецкий согласно.
– Спокойствие Уренской губернии будет обеспечено изнутри, – внушительно заключил полковник. – И ваше губернаторство воссияет! Воссияем – повторил жандарм упоенно.
Сергей Яковлевич размашисто отодвинул от себя тарелки, лег локтями на стол.
– Вы, кажется, опьянели, князь?
– Нет, полковник.
– Ну, так скажите – что вы думаете?
– В основе я согласен. Кое-что мне просто нравится в этом. Читальни, чайные, закрытие кабаков… Хорошо! Я всегда был врагом спаивания народа. Я писал об удешевлении чая…
Штромберг невольно подался вперед, ища одобрения:
– Я знал, мы знали, мы не сомневались, что вы поддержите нас, князь!
– Но… – Мышецкий пошевелил перед собой пальцами. – Пока вам удалось, господа, вовлечь в свое экономическое движение только кожевников и мясников. Люди эти по своему духу чем-то перекликаются с теми бугаями, которых возглавляет господин Атрыганьев… Так ведь?
– Предводитель ни при чем. Но Евдокия Яковлевна, – процедил жандарм, – будет предупреждена мною. Никаких эксцессов противу бастующих я ей не позволю…
Имя Додо прозвучало внезапно, как выстрел из-за угла.
– Но… при чем здесь моя сестра? – похолодел Мышецкий.
Аристид Карпович не спеша дохрустел огурчик до хвостика и сделал удивленное лицо:
– Неужели вы не знаете, князь, что ваша сестрица оттеснила Бориса Николаевича на задворки? Госпожа Попова настроена более агрессивно в своем патриотизме, что весьма импонирует Уренскому союзу истинно русских людей…
129 
