Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
44 
– Знаю.
– Как?
– Откуда!..
– Оно конечно, – завздыхал Ватнин. – Образованность. Нам-то и невдомек бывает, что к чему… Значит, так и писать?
– Пиши, есаул. Не ошибешься!..
Карабанов отшвырнул гитару.
– Дочке пишешь? – спросил.
– Дочке, – ответил сотник. – Выдрать бы ее надобно, да… где взять-то ее? Далече… Ох-ох-ох, – снова завздыхал есаул. – Малые детки – малые бедки, большие детки – большие бедки…
Закончив писать, Ватнин сказал уверенно:
– Девка хорошая. А постращать надо. Она у меня краля такая. Все больше в книжку глядит. Мне с нею и говорить-то трудно… Хорошая девка будет! – повторил есаул убежденно.
Карабанов достал папиросницу:
– Давай-ка, сотник: па…
– …трон! – согласился Ватнин перекурить.
Потом есаул сказал поручику:
– Ноги сходить бы вымыть. Да лень вроде…
Вбежал казак:
– Ваши добродья, эвон… турки или курды, сука их разберет! Скачут сюды… Сейчас баранту хотели с горы угнать, да мы отстояли!
Вдоль нежно-зеленого отрога верстах в двух от лагеря скакали всадники. Их было немного – сотня или полторы, но они удивили Карабанова живостью и проворством своих лошадей.
Вот противник разделился, распался на два крыла. Впереди скакали отборные горцы-наездники – лезгинские и чеченские князья со своими телохранителями-узденями. Изменники, удравшие к султану из России, держали при себе мулл – это было видно по их одеянию.
– Ги… ги… ги! – кричали казаки, заскакивая в седла, и понеслись наперерез быстрым марш-маршем.
Карабанова охватил восторг; никнут под копытом высокие травы, ветер раздувает и относит назад полы сюртука, подбитого легким шелком…
Вот фланкеры опрокинули пики, привстали в седлах. Ватнин врезался с казаками в гущу вражьей своры и уже напоил свою шашку кровью.
– Назар-паша! – кричат муллы, как бы отзывая Ватнина в сторону; но есаул, не отвлекаясь, перехватил на разлете фланкеров и направил казаков в обхват…
– Мой! – решил Карабанов, когда увидел, что прямо на него скачет одинокий всадник в богатом одеянии и, еще издали улыбаясь поручику, спокойно разминает руку перед схваткой…
– Эй, казак! – позвал его князь. – Ты вот так умеешь?
Карабанов не успел опомниться, как мимо него, скользнув по лею колена, сабля врага обрубила повод: править Лордом уже нельзя.
– А вот так умеешь? – снова расхохотался князь, и выстрел грянул в упор, откуда-то из-под локтя врага: пуля сплющила пуговицу и, обессилев, резанула вдоль груди, распоров сюртук поручика.
– Ну, что, гяур? – спросил черкес, подъезжая ближе. – Сейчас помирать будешь?
Лорд, повинуясь инстинкту драчливости, рванул седока прямо на вражьего всадника, грудью ударил его кобылу, и она с ржанием присела задом к земле.
– Лошадь-то у тебя богатая! – заметил черкес, и две сабли скрестились…
Скрестились…
Карабанов встретил первый удар и сразу понял, что вот сейчас его убьют. Это дикарь: он его просто раскромсает. Клинок врага слоил и резал воздух над головой.
Черкес играл своей саблей, как жонглер: сплошная яркая дуга звенела над поручиком, и Андрей едва успевал вскинуть шашкой, как она снова отлетала далеко в сторону, отбитая, отбитая и еще раз отбитая.
Тот курд, которого он убил на Араксе, – сущий ребенок перед этим противником, тогда была лишь игра, а сейчас – битва!
– Ты хуже женщины, – смеялся черкес. – Зачем, дурак, не бежал?.. Зачем дальше ехал?..
Карабанов жаждал лишь мгновения передышки. Чтобы оправиться от натиска врага. Чтобы самому нанести ответный удар. Но его шашка снова – в который раз – отлетала напрочь, опять отбитая, отбитая и еще раз отбитая…
«Хотя бы один удар. Полжизни за удар». Но кольцо стали, сверкающей над ним, разрасталось все шире и шире, и поручик, не видя исхода, уже прощаясь с жизнью, крикнул:
– Да обожди ты!
– Что? – спросил черкес, отведя руку.
– А ничего, – ответил Андрей. Вся ярость, вся горечь поражения сошлись в клинке, и поручик послал клинок вперед. Папаха на голове врага вдруг распахнулась, словно раскрыли большую мошну: жаром и нехорошим духом швырнуло Андрею прямо в лицо…
Он держал в руке только эфес – клинок, разломанный и жалкий, лежал в траве. А к нему уже скакали еще трое всадников. Андрей пинками колен и ударами кулаков направил жеребца прочь. Но у красавцев всегда дурные характеры – так же было и с Лордом: он мог перескочить пропасть, но вдруг заупрямился переходить через ручей…
44 
