Очень понравился!
212 
– Знаю, – ответил Карабанов. – Можете записать: «Приходи скорее, мое солнце, забирай скорей мои червонцы!..»
– Извините, – обиделась мумия, – но прелестная влюблена в меня бескорыстно…
Кто-то, неслышно подойдя сзади, закрыл Карабанову глаза мягкими ароматными ладонями. Тихий смех за спиной, дыхание женщины – всегда волнующее.
– Аглая! – сказал Карабанов, и ладони упали с его глаз.
Он повернулся. Его кузина, единственная из всей родни, которую он любил, стояла перед ним, такая чудесная, вся будто сотканная из легкого газа, с тихой улыбкой на крохотных губах.
– Боже мой! – растерялся Андрей, хватая ее руки и целуя их часто-часто. – Боже мой, как я рад, княжна… Милый вы мой, славный человек! Давно ли вы здесь? Как узнали про меня? Дорогая моя Долли!
Концом прогулочного зонтика она ударила его по плечу.
– Андре, – сказала она, сияя глазами, – я тоже рада вас видеть. Куда мы отправимся, чтобы поговорить?
– Можно в «Марсель», – предложил Карабанов, памятуя о том, что в армянском ресторане после вчерашнего побоища, наверное, подают на плохой посуде.
– Нет. Там много знакомой публики… Неужели нет места поуютнее?
– А если поехать на Шави-Цхали? Там совсем пустынно, но слишком просто. И сидеть надо на коврах, поджав ноги.
– Чудесно, Андре! Поехали…
Разговор их был прост и ясен. Очень откровенен. Как и должно быть между близкими родственниками. Долли была очаровательна, бесхитростна, ее улыбчивые губы порозовели от вина.
– Я так рад, так рад, – не уставал твердить Карабанов.
– Что это за Аглая, которую вы ждали?
Андрей рассказал. Даже с подробностями.
– Не сердитесь на меня, Андре, – ответила княжна, – но я понимаю эту женщину. Она, очевидно, лучше вас. И когда роль любовника кончилась, вам больше нечего было делать возле этой женщины…
Босой официант с полотенцем на голове подал им шампуры с нанизанными шашлыками и помидорами, принес ароматные хинкали, обсыпанные барбарисом.
– Не знаю, что такое, – мило засмеялась княжна, – но это очаровательно. Мои тетушки в Москве ужаснутся!
Карабанов щедро, под влиянием встречи и вина раскрыл перед Долли свои карты.
– С меня уже хватит, – закончил он свой рассказ. – Я вкусил от сего горького плода и окривел. Пускай доедают его другие.
Княжна задумалась.
– Я еще молода, – ответила она не сразу, – но уже достаточно опытна. Правда, мой опыт тоже горек. Но он, очевидно, необходим для людей нашего круга. Я скажу вам, Андре, некоторые вещи, которые вы никогда не надеялись услышать от своей Долли…
Карабанов снова часто-часто расцеловал ее руки.
– Слушайте, Андре… Не ищите опять то, что вы потеряли. Не цепляйтесь за аксельбанты, как бы они ни касались вашего носа. Поверьте мне – так будет лучше. Нам, женщинам, труднее вырваться из этого круга. Так будьте же мужчиной, мой дорогой кузен!
И они еще долго-долго беседовали, тряся свое отощавшее генеалогическое древо. А когда с него падал родственный им плод, они как бы прикидывали его в руке – сколько он весит на сегодня в обществе?
– Что же мне делать? – спросил Карабанов. – Не ходить же целый век в этих чикчирах!
– Идите в отставку, Андре… Возвращайтесь в Рязанскую. Сейчас слишком изменились условия жизни, Андре, и можно сделать хорошую карьеру, устроившись по выборам! Вам совсем не обязательно блистать при оружии…
В город они уже возвращались на последнем дилижансе.
– Вы чудесный, Андре, – призналась княжна. – Но мне страшно за вас. И очень-очень беспокойно. Особенно после нашего разговора…
Прощаясь у пустынного подъезда гостиницы «Кавалерская», самой лучшей гостиницы в Боржоми, княжна сказала:
– Ну, идите, Андре… Дайте я вас поцелую на прощанье.
Она коснулась его губ маленькими теплыми губами, которые напомнили Карабанову поцелуи Аглаи, и он с жадностью привлек кузину к себе. Долли оторвалась от него, судорожно вздохнув, закрывая рот тылом ладони.
– Это уже поцелуй не брата.
– Дорогая княжна, поверьте, что я и не надеялся сегодня на встречу с сестрой…
Эту ночь они провели вместе. Утром ему не хотелось раздумывать – кто виноват: она, женщина, или же он, мужчина. Однако пробуждение наступило, хоть естественного чувства неловкости и чего-то стыдного они оба не испытали. Наоборот, в их отношения закралась какая-то тончайшая, словно змеиное жало, нежность одного к другому.
Карабанов вдруг понял, что сейчас для него нет человека роднее и ближе, чем эта маленькая княжна.
212 
