Мопсы и сочувствующие

Ирине нравилось ходить на каблуках. Бетонные квадраты покрытия аллеи, ведущей к подъезду института, каждое утро звонким цокотом отзывались на ее шаги. Ирине казалось, что веселый перестук заряжает ее энергией. Сегодня она брела точно в кандалах, с трудом переставляя ноги и проклиная себя за то, что не обулась в туфли, которые Поля называла «прощай, молодость».

Войдя в кабинет, она сбросила босоножки, подошла к окну. Свежевымытый пол сквозь тонкие чулки приятно холодил ступни. Надо ходить босиком. Впитывать земные токи, как говорят шарлатаны-целители. На пятом этаже какие токи? Микротоки. Дел невпроворот, но все они – суета. Звонил, надрывался телефон, Ирина трубку не снимала.

– Вы пришли? – без стука ворвался Никита Юсупов. – Почему не отвечаете? Вас разыскивает секретарь директора. Говорит, договаривался с вами на десять. Уже половина одиннадцатого.

Ее ждали, чтобы обсудить кандидатуру на должность нового заведующего лабораторией. Ирина знала, что директор хочет посадить в кресло, которое она освободила, варяга из большой академии. Тому надо быстренько защитить докторскую, сняв сливки с многолетней работы лаборатории, и шагать дальше вверх по карьерной лестнице. Директор в лице варяга приобретал надежного сторонника и обладателя мощных связей. Личные и научные интересы сотрудников лаборатории отбрасывались далеко назад.

Ирина готовилась к этому разговору, но сейчас не испытывала и сотой доли того волнения, с каким проговаривала мысленно аргументы.

Она шла через проходную комнату, где сидели лаборанты, когда ее остановил окрик Юсупова:

– Ирина, стойте! Вы же босиком!

Он подскочил к ней с босоножками в руках. На глазах у изумленной публики присел, помог обуться. Ирина опиралась на его плечо молча и спокойно, словно Юсупов каждый день надевал ей хрустальные башмачки.

– Не переживайте, – уговаривал Никита. – Хотите, мы объявим голодовку?

– Интересная мысль, – кивнула Ирина и вышла из комнаты.

Группа мужчин в кабинете директора – его заместители, ученый секретарь, члены научного совета – стояли как на дипломатическом приеме в ожидании главной персоны. С появлением Ирины все расселись за большим столом. Секретарши внесли чай, кофе и печенье. Зажурчала светская беседа. Легкий анекдотец, свежая сплетня, изящный каламбур. Между делом, как о давно решенном, упомянули назначение варяга. И сам он присутствовал. Гладкий и лениво-утомленный в тридцать с небольшим, покровительственно улыбался, будто облагодетельствовал институт. Состарился и устал варяг на поприще интриг, коих был великий мастер. «Каждому из вас я знаю цену, – говорили его глаза. – Ох и надоели мне ваши крысиные бега. Но так и быть, держитесь меня, и перепадет вам с барского стола». Вслух подобного он не произнес бы под угрозой расстрела. В их среде не приняты крепкие выражения. Не говорят «вы лжете», а «грешите против истины»; не «поступаете подло», а «возможно, нарушаете моральные нормы»; не «гробите», а «заблуждаетесь»; не «воруете идею», а «руководите открытием»; не «убиваете ученого», а лишь «указываете на недостатки». Поэтому выступление Ирины вызвало шок.

– У вас есть собака? – неожиданно и не к месту спросила она варяга.

– Да, есть, – удивленно ответил он, – мопс.

– Мопс! – повторила Ирина, и название породы прозвучало так, словно она обозвала варяга презрительной кличкой.

Ирина встала, задвинула стул и оперлась руками на спинку.

– Считаю необходимым довести до вашего сведения следующее. В соответствии с нашей договоренностью, – кивок в сторону директора, – на сегодняшнем совещании планировалось обсуждение кандидатов на должность руководителя лаборатории, а никак не представление его руководству института. По моему глубокому убеждению, ваше назначение, – она назвала варяга по имени, – бесчестный и малодушный поступок, сделанный в угоду корыстным личным интересам. Иными словами, пощечина коллективу, который трудился слаженно и эффективно. Вы, – она едва не сказала «мопс», – ровным счетом ничего не значите в науке. Будь вы хоть трижды гениальным чиновником, но в молекулярной биологии вы – ноль. Ваши так называемые труды – беспомощный лепет. Они не тянут на курсовую работу третьекурсника. Написанное в соавторстве я, по понятным причинам, в расчет не принимаю, хотя список внушительный.

  119