Последние отзывы

  119  

Вик вздохнул и запустил пальцы в волосы. Сел на край кровати спиной к Ренни, наклонил голову и потер лоб.

– Извини, Ренни. Какую пакость тебе приходится слушать. – И тихо добавил: – И я не должен был заставлять тебя повторять.

– Неважно. Я спросила про Джо без всякой связи с Лозадо.

– Знаю.

– Что произошло, когда его убили? Вик обхватил голову руками.

– Поначалу я вообще не мог ни о чем думать. Я не мог с этим смириться, понимаешь? Джо мертв. Мой брат ушел. Навсегда. Он был рядом всю мою жизнь. И внезапно он превратился в труп в морге с биркой на большом пальце ноги. Это казалось, – он развел руки в сторону, как будто пытался подыскать нужное слово, – нереальным, ненастоящим.

Он встал и заметался вдоль кровати туда-сюда, и снова, и еще раз.

– Я так толком ничего и не осознал до похорон. Орен работал круглосуточно. Я был убит горем, а он его превозмог и старался достать Лозадо. Он заставил своих перевернуть каждый камень на парковке, заглянуть под каждую травинку на лужайке, чтобы найти хоть какой-то след. Ведь Орену для получения ордера на обыск или даже для вызова на допрос требовалась хоть какая-то улика, говорящая о том, что Лозадо был на месте преступления. И вот как раз перед похоронами Орен сказал мне, что они кое-что нашли. Шелковую нитку. Всего лишь нитку, серую, длиной в два дюйма. Ее уже проверили в лаборатории и пришли к выводу, что она от очень дорогого материала, какой продается здесь только в самых роскошных магазинах. Как раз такую одежду и носит Лозадо. И если они найдут у него одежку, сшитую из такой ткани, они его прищучат.

Вик замолчал. Ренни не торопила его. Наконец он продолжил:

– Народу на похороны пришло прорва. Пришли полицейские, чтобы почтить память погибшего, ты знаешь, так всегда бывает. Церковь даже всех не вместила. Пел церковный хор, ангелы не спели бы лучше. Все говорили очень трогательные слова. И священник тоже. Но я ничего не слышал. Ничего. Ни пения, ни прощальных речей, ни слов пастора о загробной жизни. Я мог думать только об одном – этой шелковой нитке.

Он снова отошел к окну и встал там, глядя на океан:

– Я с трудом высидел службу на кладбище, последнюю молитву, салют из двадцати одной винтовки. Грейс и Орен устроили поминки. В их дом набилось до сотни народу, так что мне удалось улизнуть незамеченным. Лозадо тогда жил в доме недалеко от студенческого городка.

Вик обхватил себя руками, будто в ознобе:

– Ты сама можешь догадаться, что случилось. Я перевернул у него все вверх дном. Рылся в стенных шкафах, как маньяк. Переворачивал ящики. Перерыл весь дом. И знаешь, что он в это время делал? Смеялся. Живот надрывал от хохота, потому что знал, что я уничтожаю последний шанс привлечь его к суду за убийство Джо. Когда я не нашел того, что искал, я напал на него. Помнишь шрам у него над глазом? Моя работа. Он носит его с гордостью, он – свидетельство его самой большой победы. Откровенно говоря, я бы его тогда убил, если бы не появился Орен и силой не оттащил меня от него. Я в долгу у Орена за это, в тот раз он спас мою жизнь. Лозадо не убил меня, чтобы потом сослаться на необходимость самообороны, только потому, что знал, насколько мучительно будет для меня жить со всем этим.

Вик обернулся и встретился с ней взглядом в темноте.

– Это меня тебе надо благодарить за все неприятности, причиненные тебе Лозадо. Если бы я не сорвался в тот раз, как последний идиот, Лозадо сидел бы сейчас в камере смертников, и ты не попала бы в эту передрягу. И я бы здесь не был. Я бы не жил в лачуге, зализывая раны, и не носил бы на руке резинку, боясь впасть в панику.

– Ты обычный человек, – перебила Ренни. – Ты же сам сказал, Вик. Слишком много всякого дерьма свалилось на тебя одновременно. Все, что ты чувствовал, все, что ты ощущаешь сейчас, свойственно человеческому существу.

– Ну, иногда я уж чересчур человечен, во вред себе. – Вик слабо улыбнулся, и она ответила на его улыбку. Затем он поморщился и тихо выругался. Протянул руку к микрофону и включил его. – Да, я тебя слышу. Господи, ты что, решил, что я умер? Что случилось? – Он послушал, потом сказал: – Здесь тоже тихо. Я выйду подышать свежим воздухом. Не пристрелите меня.

Он прошел мимо нее, чтобы взять пистолет и сотовый. И направился к двери.

– Я выйду. Если увидишь или услышишь что-нибудь, ори во все горло.

Спать уже явно не придется, поэтому Ренни оделась. Когда он вернулся, она уже варила кофе.

  119