Последние отзывы

  53  

Они долго молчали. В Мэри-Линетт все противилось тому, что говорил ей Эш. Наконец она спросила:

— Так чего же ты от меня хочешь?

— Я и сам точно не знаю… Почему бы нам всем не съесть по пицце и не посмотреть телевизор? — Его голос почти срывался на крик.

Но затем он добавил уже спокойным тоном:

— Понятия не имею, что делать. Поверь, я постоянно думаю об этом. Но единственное, к чему я пришел, — это то, что девочки должны вернуться со мной и что мы должны напропалую врать Квину.

Мэри-Линетт пыталась сосредоточиться, но в голове у нее все перемешалось.

— Есть еще одна возможность, — сказал Эш. Он произнес это почти шепотом, словно ему было безразлично, захочет ли она услышать его.

Мэри-Линетт чуть расслабилась, наблюдая, как через ее закрытые веки просвечивает желто-голубое солнце.

— Какая?

— Я знаю, что вы с девочками совершили обряд кровного родства. Закон этого не позволяет, но сейчас речь не об этом. Отчасти именно из-за вас с Марком они не хотят уезжать отсюда.

Мэри-Линетт открыла было рот, чтобы возразить: сестры не хотят уезжать отсюда, потому что жизнь в Царстве Ночи для них невыносима, но Эш поспешил продолжить:

— Но, может быть, если бы вы стали такими же, как мы, мы смогли бы что-то придумать. Я мог бы забрать девочек обратно на остров, а через несколько месяцев снова вытащить их оттуда. Мы отправимся в такое место, где нас никто не знает. Никто ничего о тебе не заподозрит. Девочки будут свободны, и ты будешь с ними… Тогда они будут счастливы. И твой брат тоже сможет приехать.

Мэри-Линетт медленно обернулась. Она разглядывала Эша. Солнечные лучи высветили в его волосах прежде незаметные тона, и теперь они мерцали теплым светом, как у Джейд или у Кестрель. Глаза его помрачнели, сделались почти темными. Стройный и элегантный, как всегда. Только вид у него был явно огорченный.

— Не хмурься, это тебе не идет, — сказала Мэри-Линетт.

— Какого черта! Я не нуждаюсь в твоей опеке! — заорал Эш.

Мэри-Линетт вздрогнула. «Что ж, хорошо, пусть так…»

— Я полагаю, — начала она осторожно, однако давая ему понять, что право на огорчение и досаду сейчас имеет только она, — что ты предлагаешь мне превратиться в вампира.

У Эша дрогнул уголок рта, он засунул руки в карманы и отвернулся.

— В общем, да.

— Чтобы твои сестры могли быть счастливы.

— Чтобы тебя не убил кто-нибудь вроде бдительного Квина.

— Но если ты изменишь меня, разве ночные люди не захотят убить меня точно так же?

— Только если они тебя найдут, — жестко сказал Эш. — В любом случае, если ты станешь вампиром, у тебя будет больше шансов остаться в живых.

— Итак, если я стану вампиром и откажусь от всего, что здесь люблю, твои сестры смогут быть счастливы.

Эш в бешенстве уставился на крышу здания на другой стороне дороги.

— Забудь об этом.

— Поверь, мне это даже в голову не приходило…

— Прекрасно. — Эш продолжал смотреть на крышу.

Внезапно у Мэри-Линетт появилось ужасное подозрение, что у него глаза на мокром месте.

«Я тоже плакала, даже не знаю, сколько раз за эти последние два дня… А ведь раньше из меня могли выжать слезу только до боли красивые звезды. Со мной происходит сейчас что-то неправильное. Я даже не могу понять, кто я теперь».

Похоже, что Эш чувствует то же самое.

— Эш…

Он не взглянул на нее. Рот его был плотно сжат.

«Беда в том, что какого-то хорошего для всех решения проблемы не существует», — подумала Мэри-Линетт.

— Извини, — сухо сказала она, пытаясь избавиться от охвативших ее непривычных ощущений. — Это просто потому, что все вдруг в жизни изменилось, оказалось таким… странным. Никогда не думала, что со мною может такое случиться. — Она судорожно сглотнула. — Думаю, ты тоже… Сначала убежали твои сестры, потом я свалилась на твою голову… Смешно, да?

— Очень. — Он больше не смотрел вдаль. — Послушай… Я должен тоже сказать тебе. Я-то уж точно не думал, не гадал об этом, и если бы кто-то еще неделю назад сказал мне, что я буду… что у меня будут какие-то дела с человеком, я бы снес ему голову. Но прежде посмеялся бы от души. Однако…

Эш умолк. Казалось, его исповедь завершилась, но… Да ему и не нужно было больше ничего говорить. Скрестив руки на груди, Мэри-Линетт смотрела на кривой осколок стекла, валявшийся на земле, и пыталась договорить про себя ту фразу, которую Эш не произнес. Но все очевидно. Он просто не мог ее произнести.

  53