Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
35 
Кворианец нагнулся к нему, непринужденно поигрывая пистолетом в руке.
— Кто ты?
Он не ответил.
— Я спросил твое имя, — повторил стоящий над ним кворианец, саданув его рукояткой пистолета по голове. Перед глазами поплыли звезды.
— Кто ты?
И снова он не ответил.
Пистолет врезался в его голову еще раз, и его зубы щелкнули по языку. Он почувствовал вкус крови во рту, но умудрился не потерять сознание.
— Я Голо-Мекк вас Юзила. Я спрошу тебя в последний раз. Кто ты?
Голо из экипажа Юзилы.
— Ты не имеешь право носить это имя! — выкрикнул Хило, его слова отдались эхом внутри шлема. — Ты вас Недас! Голо нар Таси!
Из экипажа Ничто; Голо дитя Пустоты. Изгой. Одиночка. Отвергнутый.
На этот раз пистолет ударил в лицевой щиток его шлема с такой силой, что стекло треснуло. Незнакомый, ужасный запах неотфильтрованного воздуха — воздуха, полного бактерий и микробов, — влился внутрь шлема.
Всплеск адреналина, вызванный чистым, инстинктивным страхом, придал Хило новую силу, и он сбросил с себя противников. Он поднялся на колени, и попытался встать на ноги и бежать, но пуля, попавшая ему в бедро, превратила мускулы в бесполезное месиво плоти. Вместо того чтобы бежать, он упал лицом вперед, прямо на стальную палубу трюма.
Кто-то прыгнул ему на спину, столь сильно, что весь воздух вылетел у него из легких. Через секунду он ощутил острый укол боли в задней части шеи, и его сознание заволокла теплая голубая пелена.
Он чувствовал, что его куда-то волокут, но не мог сопротивляться. Он лежал на спине, глядя на лампы над головой, не способный ни двигаться, ни говорить. Голубая дымка становилась плотнее, поглощая его, и мир начал уплывать прочь. Последнее, что он услышал, прежде чем окончательно потерять сознание, были слова, произнесенные человеком: «Ты разбил его маску. Если он что-то подхватит и умрет, мой босс будет очень недоволен».
Глава 9
Джиллиан шла через столовую медленными неуверенными шагами. Остальные дети разговаривали и смеялись; она изо всех сил старалась игнорировать этот оглушительный гул жутких, бессмысленных звуков.
Она аккуратно несла перед собой поднос с обедом, пытаясь сохранять его в равновесии, и шаг за шагом осторожно продвигалась к незанятому столу у дальней стены. Она сидела там каждый день, в одиночестве, как можно дальше от шума и неистовства других детей. Изредка особенно громкий звук — пронзительный смех или грохот падающего на пол подноса, — заставлял ее голову резко дергаться, как от удара. Тем не менее, она всегда была достаточно аккуратна и ни разу не уронила свой поднос.
Раньше она постоянно оставалась в классе, когда звонил звонок на обед и все остальные дети бежали в столовую. Тогда Хендел или мисс Сандерс приносили ей обед, и она ела за своей партой в блаженной тишине и одиночестве. Но теперь она так больше не поступала. Теперь она старалась быть как все.
Джиллиан мучительно осознавала, что она другая, и больше всего на свете она хотела быть обычной. Но дети боялись ее. Они все были такими быстрыми, такими шумными. Они всегда касались друг друга. Мальчики шлепали друг друга по спинам или обменивались хлопками по плечам; иногда они толкались и пихались, громко смеясь над шутками, которых она не понимала. Девочки, собираясь тесными группками, прикладывали ладони к губам, и, наклонившись к уху подружки, шепотом пересказывали тайны. Они визжали и смеялись, хватая друг друга за запястья, или сжимали ладони подруг в своих руках. Иногда они начинали заплетать друг дружке косы. Она не могла себе даже представить, как можно жить в мире, где от физического контакта плоть не пылает адским огнем, и ее не пронзают иглы холода.
Хорошо хоть никто не дразнил ее и не смеялся над ней — во всяком случае, не прямо ей в лицо. Чаще всего они избегали ее, сохраняя дистанцию. И все же Джиллиан не могла не замечать выражений их лиц — замешательство, недоверие, смущение. Она была некоей диковинкой, которую лучше оставить в покое. Но она пыталась стать обычной. Каждый день она выдерживала суровое испытание, проходя через всю столовую с подносом в руках, медленно и аккуратно неся его к столу в самом углу. Она наделась, что привыкнет со временем, что после долгих повторений этот процесс перестанет быть столь невыносимым. Но все оставалось по-прежнему.
Добравшись до места назначения, она села на тот же самый стул, на котором сидела каждый день, спиной к стене, так, чтобы видеть перед собой всю столовую. Затем она начала есть, медленно откусывая маленькие кусочки, глядя при этом на других детей с ужасом и тоской, не в состоянии постигнуть их мир, но, все еще надеясь, что однажды она сможет стать такой же, как они.
35 
