Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
205 
— Ну, — спросил он. — нашел эту собачью морду?
— Нет.
— Ни живого, ни мертвого?
— Никакого. Наверное, обиделся и сбежал к русским…
Олави выругался и вдруг притянул к себе винтовку — стал тщательно целиться.
— Что там? — спросил капрал…
— Да какой-то москаль бежит. Но ему, чувствую, больше не бегать.
— Обожди, — сказал Ориккайнен, — дай-ка я сам пугну его…
Он вдавил в плечо удобный приклад, сильный окуляр приблизил к нему фигурку солдата, в котором — так показалось — он узнал Лейноннена-Матти.
— Ветер дует справа, — предупредил его Олави, — ты учти это.
— Учту, — ответил капрал три гулких выстрела подряд огласили притихший лес.
— Эх, ты! — сокрушенно вздохнул Олави. — Такая цель была, и — промазал. Ты, я вижу, совсем разучился стрелять…
— Может быть, и разучился, — хмуро ответил капрал.
Возвращение
Рябинин очнулся, лежа на широкой медвежьей шкуре.
Пахло табаком, потом и сырым океанским воздухом. Посередине чума над костром висел большой закопченный таган. Из-под его крышки поднимался пар, приятно пахнущий крепко заваренным чаем.
Перед капитан-лейтенантом сидела молодая узкоглазая женщина с гладко зачесанными иссиня-черными волосами. Она курила длинную тонкую трубку. Заметив, что Рябинин открыл глаза, она выпустила дым и улыбнулась, обнажив ряд крепких белых зубов.
— Где я? — спросил он.
— Здесь, — последовал ответ.
— Кто ты?
— Женщина.
— Как тебя зовут?
— Нага.
— Дай курить!
— На!
Она сунула ему в рот трубку и отошла, вернувшись обратно с тарелкой, на которой лежали дымящиеся куски жареной оленины.
— Ешь, — сказала Нага, подсовывая ему жирный кусок мяса. — Ты скоро уедешь отсюда. Олешки бегают по тундре быстро, быстро — как ветер… Ешь, Прошка Николаевич!
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Это сказал твой человек. У него на плече две блестящие тряпочки — красивые, как солнце.
«Это старшина Платов», — подумал Рябинин и спросил:
— А где же этот человек?.. С тряпочками-то?..
— Он уехал с дедушкой Тыко в Кармакулы. Там есть радио. Надо сказать людям на Большой земле, что ты гостишь в моем чуме…
«Значит, — радостно догадался Прохор Николаевич, — старшина уже уехал на радиостанцию вызывать корабль…»
В чуме заплакал ребенок. Нага встала и, взяв его на руки, снова села рядом с Рябининым.
— Твоя кровь? — спросил капитан-лейтенант.
— Моя, — гордо ответила женщина. — Будет охотником. Зовут Уэлей…
Рябинин доел оленину, взял лежащий на пороге короткий собачий хорей и, опираясь на него, как на трость, вышел из чума. Его сразу обступили матросы, и Прохору Николаевичу захотелось обнять их всех сразу.
Рябинин целыми днями просиживал на скале, грелся на солнце, пощипывал ягоды, а иногда дремал, положив под голову матросский бушлат.
В постоянном ожидании прошло несколько томительных суток.
И вот однажды на горизонте показался корабль. Матросы быстро развели костер. Дедушка Тыко выплеснул на сырые бревна плавника целое ведро тюленьего жира, и черный густой дым повалил в небо. Скоро все разглядели идущий к берегу эсминец, с борта которого уже «вываливали» дежурную шлюпку. Матросы стали прощаться с ненцами, дарили им на память самодельные портсигары и мундштуки…
Молодой лейтенант, приведший шестерку за аскольдовцами, четко, по-военному, приветствовал Рябинина и тут же оказал ему морскую почесть — уступил руль. Прохор Николаевич еще раз оглядел угрюмые новоземельские скалы, над которыми висел дым догорающего костра, скомандовал:
— Весла… на воду!
И широкие, начищенные стеклом и пемзой лопасти со звоном всколыхнули изумрудную воду.
Узкий борт эсминца «Летучий» надвигался на шестерку быстро и неудержимо. Гребцы работали веслами изо всех сил, наваливаясь плечами на самый планширь. В пяти метрах от корабля Рябинин скомандовал «шабаш», и шлюпка, по инерции подойдя впритирку к трапу, замерла, поскрипывая плетеными кранцами. Лопасти, взлетевшие кверху, осыпали всех дождем брызг, и, как финал маневра, камертонами звякнули музыкальные уключины…
Рябинин поднялся на палубу эсминца и сразу же встретил Пеклеванного.
— Артем!.. Стал миноносником!
— Вот, как видишь…
— Ну, как тут без меня?
— Да ты-то как?
— Обнимемся, что ли?
— Давай…
Трепыхались по ветру шуршащие флаги. Матросы и вахтенные безмолвно отдавали честь. Два офицера стояли, обнявшись, на узкой рельсовой дорожке эскадренного миноносца. А в клюзе уже грохотал выбираемый из воды якорь.
205 
