очень нудно 
95 
– Что ты можешь понимать, Ватрушка! – решил перевести беседу в шутку Кирилл.
Ватрушкой он называл Соню маленькой, такая она была симпатичная, пухленькая кудряшка-блондинка, с розовыми щечками и всегда пахла ванилью. Ватрушечка!
– Даже очень многое понимаю!
– Соня, – решил объяснить ситуацию Бойцов в приемлемом для дочери варианте, как ему казалось. – Вы с Максом изводили любую женщину, возникавшую возле меня, а уж если я умудрялся познакомить ее с вами, не имея и намерения жениться, просто познакомить, то каждый раз это заканчивалось ее слезами и вашим триумфом! С чего вдруг ты взялась меня сватать?
– Потому что мы хотим, чтобы ты был счастлив, а не ходил по каким-то незнакомым теткам! Да и все эти женщины были не те, па! Вот где они? Ау! Барышни, вы где? Они все тебе были глубоко до лампочки, так, для сексу, и неинтересны ни тебе, ни нам! Ты что, специально о них вспоминаешь, разозлить меня?
Кирилл слегка обалдел от прямолинейности дочери и упоминания ею о сексе в отцовском исполнении. Может, права Валентина, надо было пороть в детстве? Но отступать некуда, откровенность – основное богатство его семьи.
– А Катерина, значит, тебе интересна?
– Ну конечно, ну пап! Что ты со мной, как с дитем? И мне, и тебе интересна! Катерина замечательная, и она меня уважает, не «вот тебе, детка, конфетку, и усю-сю, и давай подружимся!». Она уважает, и спуску мне не дает, и отвечает на все мои доставания, и остановить может! И Валентину уважает. Понимаешь? Она настоящая! И вы очень друг другу подходите, вы оба сильные, сами всего добились, и у вас юмор на десятку и совпадает!
– Иди спать, – устал в один момент Кирилл. – Все ты придумала, нет никаких «нас». Иди.
Соня не стала спорить и ничего говорить больше, знала: когда отец в таком уставшем состоянии, ничего говорить не надо.
А Кирилл потом весь день думал про этот разговор с Соней, и работа не отвлекала от мыслей. Последнее время работа капитулировала перед его мыслями, перестав играть роль спасения. Может, он чего-то не видит, не понимает? Или убегает от чего-то?
Понять бы!
Через несколько дней он отвез в аэропорт и посадил в самолет до Лондона Соню с привычным, сжавшим сердце чувством. Теперь увидит детей только в конце августа. Переживет, не впервой!
А еще через несколько дней отправил Валентину в ее тмутаракань навестить родных, настояв и самолично купив билеты на самолет туда-обратно, категорически отвергнув ее порывы ехать поездом.
– Так это как же дорогуще, самолет, Кирилл Степанович! Я бы поездом, а? – беспокоилась о тратах, в которые вела Бойцова, Валентина.
– Нет, дорогая, эту наркоманскую радость: «сел в поезд и тащишься, тащишься» забудь! У тебя одна дорога полмесяца займет, а ты нам нужна посвежевшая, отдохнувшая, всеми нами любимая! Мы ж без тебя пропадем!
Вызвав такими высказываниями новую направленность ее беспокойства и переживаний:
– Ой, да как жи ж я уеду? А вы тут без меня не емши толком, не ухожены! Да ну его, отпуск энтот!
– Не пропаду, – пообещал Бойцов. – Трудно придется, но потерплю!
– Ой! – заводила новую песню Валюха.
– Все! Поехали! – остановил Кирилл причитания, подхватывая одну из неподъемных сумищ с подарками родне.
Он имел устойчивое сильное подозрение, что подарки всему селу, судя по количеству и весу сумок.
Пережив первые дни одиночества и пустоты дома, стараясь только приходить ночевать и не более в гулком пространстве квартирной тишины, Кирилл признался себе, что измотался до последнего предела работой и непростыми мучительными мыслями-размышлениями.
И что дальше? В отпуск? Рвануть куда? Италия, Испания, Турция на худой конец?
А что? Может, и рвануть! Одному!
Он проснулся посреди ночи, что стало последнее время привычным и не удивляло. Непривычной, поражающей была мысль, пробравшаяся в его сон, разбудившая, стучась настойчивым отбойным молотком.
«Что я делаю?! Зачем так старательно бегу?! Я хочу быть с ней, спать с ней, смеяться с ней, делиться мыслями, переживаниями-проблемами, одной чашкой кофе на двоих впопыхах по утрам перед работой, выходными, ночами, я хочу этого! Ну, не получится, не утремся мы рядом – разбежимся – больно, обидно, но бывает! А я отказался, не попробовав, не рискнув, заранее испугавшись, только оттого, что хочу ее до одури, как никого не хотел! Прав ее Тимофей – кишка тонка!»
Выбравшись из кровати, он стал торопливо одеваться и замер, пораженный странным чувством от догнавшей, следом за откровением, второй пугающей мыслью.
95 
