Лёгкий, ненавязчивый романчик 
120 
— …они запятнали себя, запятнали свою семью, запятнали свой прайд и тех достойных мяурров, что несли ответственность за них, поручились честью за их доблесть, воспитывали и вкладывали знания. Это позор для нашего народа, когда вместо детей рождаются презренные мыши, которым не место среди гордых воинов!
По рядам пробежал первый одобрительный шепоток, впрочем мгновенно стихший.
— Как завешали нам великие предки, истинные потомки благородной Двухвостой кошки, лазающие по горячим скалам и охотящиеся на вепрей, — гнилое яблоко следует без жалости выбрасывать. Ни я, ни старейшины, никто из моего народа — племени отважных воинов — не потерпит, чтобы преступивших хоть что-то связывало с настоящими мяуррами!
Эти слова был встречены согласным ревом. Я уже подозревал, что случится дальше, и, неприятно скривив губы, снял шляпу, бросив ее на скамью рядом с собой.
Вновь наступила оглушающая тишина, и через минуту мяурры в черном, с острыми посохами наперевес, ввели невысокого кота. На нем, к моему удивлению, не было никаких цепей. Он шел сам, без принуждения, с ровной спиной и высоко поднятой головой, с презрением покосился на тяжелую деревянную колоду, поставленную в центре круга.
— Тебя обвиняют в том, что ты запятнал свою честь недозволенной работой, — прогудел Сын Луны.
— Я не считаю ее таковой, — надменно ответил кот.
Его ответ не понравился сидящим, и зловещий шепот был тому лучшим подтверждением.
— Цирюльник! — выкрикнул толстый белый мяурр из первого ряда. — Это, по-твоему, достойно мяурра?! Мы воины, стражи, защитники, охотники, оружейники! Но не пекари, официанты, цирюльники и слуги! Это позор на твой прайд, Рмяул!
Невысокий обвиняемый спокойно встретился взглядом с белым котом и негромко сказал:
— Я не вижу позора в достойных профессиях, старейшина. Надеюсь, хоть кто-нибудь готов это понять.
— Одумайся! — вскричал мяурр с верхних рядов. — Еще не поздно все исправить! Отступись, Рмяул!
— Но мне нравится быть цирюльником, — сказал тот с каким-то удивлением, словно его никак не могут понять.
— Я прошу дать ему время, — обратился белый старейшина к Сыну Луны. — Молодость склонна к горячности и неразумным поступкам.
— Хорошо, — после недолгого молчания ответил старик. — До юного месяца. Но если его еще раз заметят за непозволительной для мяурров работой, ты сам знаешь, как следует поступить.
Кота, не проявившего никакой радости из-за того, что его освободили из-под стражи, сменил следующий обвиняемый. Я заметил у него в лапах томик со святой книгой откровений Всеединого, в который он вцепился, словно в свою последнюю надежду.
— Ты предал веру предков, отвернулся от Лунной кошки и заполнил разум ложным учением…
— Вера во Всеединого столь же истинна, как вера в Лунную кошку! — горячо перебил его обвиняемый.
Судя по всему, он допустил очень большую бестактность, перебив главу, потому как несколько мяурров вскочили со своих мест, в гневе потрясая лапами с выпушенными когтями, и лишь резкий окрик Сына Луны остановил их от расправы.
— Я не собираюсь спорить с отступником. Это ни к чему не приведет и лишь потратит наше время в пустой погоне за несуществующей мышью. Ты предал веру предков, сменив ее на чужую, какой бы истиной она ни считалась в Рапгаре. Этого достаточно, и ситуация не требует дальнейших разбирательств. Что скажет семья отступника?
— Виновен, — раздался слабый голос из самого последнего ряда, находящегося как раз под моим балконом.
— Что скажет прайд отступника?
— Виновен! — раздалось несколько голосов из разных концов зала.
— Что скажет старейшина прайда?
— Виновен! — сверкнув глазами, сказал высоченный мяурр, рядом с которым я увидел сидевшего Мряшала.
— Кто-нибудь из достойнейших, находящихся сейчас здесь, желает выступить в защиту обвиняемого?
Тяжелая тишина была ему ответом.
— Ты признан отступником, — сказал Сын Луны. — Ты потерял защиту семьи, прайда, своего народа и богини.
Все произошло довольно быстро, и, что меня удивило больше всего, обвиняемый совершенно не сопротивлялся, приняв решение большинства как нечто само собой разумеющееся. Широкий тесак сверкнул в свете факелов и ударился в деревянную колоду, отрубая хвост мяурру у самого основания.
— Ты лишился благословения Луны и Ночи. Отныне ты мертв для своего народа. Живи днем.
120 
