Последние отзывы

  66  

Вадим мотался между Москвой и Питером, обижался на Сергея, который наплевал на их общую идею и за каким-то чертом пошел работать к асфальтоукладчикам. Вместо того чтобы вместе поехать в Москву, найти юристов для регистрации фирмы, узнать, что требуется для лицензирования учебного центра по подготовке промальпов, верного бухгалтера привлечь, Серега с отбойным молотком врезается в питерский асфальт. На панель пошел в полном смысле слова. В Петербурге тротуар панелью называют.

Вышло случайно и удачно. После жесткого разговора с Вадимом, который обозвал его придурком, хлопнул дверью гостиничного номера и укатил в столицу, Сергей вышел на улицу. Сидеть в тесных казенных стенах невмоготу. Куда идти? В кино или в музей? Петербург – город замечательных музеев. Только живопись ему сейчас не поможет. Никто ему сейчас не поможет, кроме одного человека, который, получив двадцать пять роз от влюбленного идиота, послал его далеко, хоть и цензурно. Что могло произойти за несколько часов от одного телефонного разговора с Ниной утром дня ее рождения до второго – после обеда? Сергей об этом не думал. Анализировать, предполагать, строить версии было мучительно больно, как голой рукой искать в кипящем вареве уроненное золотое колечко.

На улице работали дорожники. Мостили тротуар. Старый асфальт отбивали, а следом новый укладывали. В таком цикле, спешно, делают только по особому распоряжению, когда высокое начальство приезжает и надо глаз ему умаслить.

Дорожники – гастарбайтеры, таджики, как потом выяснил Сергей.

– Давай помогу, – предложил он отбойщику, во время короткого отдыха вытиравшего пот со лба (при таком-то ветре!).

– Тебе чего, пацан? – не понял тот.

– Мне потрудиться.

Взял молоток, махнул работяге у компрессора – запускай – и вгрызся в землю.

Сергей привык к тому, что его воспринимают малолеткой. Он был жилист, достаточно силен и чрезвычайно вынослив. Но выглядел не на тридцать своих лет, а на шестнадцать. Мама говорила: такая особенность внешности, ты не исключительный, есть артисты, они очень ценятся в кинематографе, которые до седых висков играют подростков, ты долго будешь выглядеть молодо, и это великолепно, тебе повезло. Сергей ничего великолепного в своей природной моложавости не видел. Удовольствие ниже среднего, когда тебе, мужику, дают на полтора десятка лет меньше, чем есть на самом деле. Но ведь лицо не поменяешь. Надо жить с тем, что имеешь, и не заморачиваться по этому поводу.

Таджики оказались отличными ребятами, неделю с ними проработал, пока антициклон буйствовал. Первый день оттрубил, таджики настороженно переглядывались – с какой стати парень вкалывает как бешеный? Не пацан, конечно, а работяга трехжильный. Почему к ним прибился? Во второй день, когда Сергей пришел и взял отбойный молоток, тоже вопросов не задавали, но пошушукались и зарплату ему положили – триста рублей. За десять часов каторжного труда! Да они и сами копейки получали.

После отбойного молотка, дикой многочасовой вибрации, Сергею на работе по специальности висеть на шпиле было лихо. Точно все кости и суставы разболтались и развихлялись. Справился. Чем хуже, тем лучше. Главное, чтобы голова думала только про то, что рукам надо делать, и не отвлекалась на мысли о Нине.

В Москве в профессиональном плане все складывалось удачно. Фирма на стадии регистрации, а заказы уже поступают, и учебный центр, чтобы готовить промальпов, они откроют. Вадим постарался. Даже интервью организовал в одном популярном издании.

Сергей всегда думал, что журналистки – это длинноногие красотки с замашками супермоделей. Но к ним пришла пожилая полная тетенька, возраста его мамы. И разговорила их, непривычных к словоизвержению, легко и незаметно. Вопросы задавала точные и умные, одновременно простые и толковые, на которые хотелось отвечать и пояснять. Просила привести примеры, и случаи из практики сыпались из Сергея и Вадима точно при застольной беседе. Сергей отвлекся от своих мыслей, которые ядовито жалили, сколько ни заставляй себя не думать, не вспоминать о Нине.

Он никогда бы не пошел к ней выяснять отношения, узнавать, почему бросила его. Не тот характер и не те принципы. Но справиться с душевными страдания характер не мог. Слово-то какое немужское – «страдания»! Зато испытание недетское, не для слабовольных. Когда удавалось вытащить себя из дома, на интервью или поиски помещения для офиса, бывало легче. Но заставить себя подняться с дивана, побриться и идти общаться с людьми становилось все труднее и труднее. Апатия захватывала. Зачем, какого лешего суетиться, мельтешить и напрягаться? Висеть, долбить асфальт или разгружать вагоны, звонить по десяткам телефонов или квасить с друзьями в «Альпинисте» – в лом. Нина говорила, что молодежное выражение «в лом», то есть лень и не хочется, имеет интересную природу… Нина, Нина… Куда ни ткни – везде Нина.

  66