Последние отзывы

  12  

Как-то Гильда велела купить для нее мятных конфет. И теперь их у меня был полон карман. Я вытащил конфетку, развернул ее и, причмокивая, демонстративно стал сосать, а в конце концов бросил ее в клетку. Разумеется, все это время я посматривал по сторонам, как бы не появился управляющий или кто-нибудь из служителей. Казалось, все было спокойно. И только этот Тарзан — так его называли — лежал в углу, куда не падал свет луны, и не проявлял никакого интереса к моей конфете. Я снова причмокнул и на этот раз бросил в клетку целую горсть конфет. При этом я заговорил и стал его нахваливать…

— Послушай, добрейший… Brav… Nice… Pocem, Kommher, Come… — пытался я привлечь его внимание, говоря на разных языках. Но он даже не шелохнулся, пока я не стал тыкать его палкой. Так обычно обращаются со зверями. Если они не слушаются по-хорошему, им делают больно. Неподалеку лежал какой-то прут. Но едва я к нему прикоснулся, как Тарзан вскочил, словно черт, стал на задние лапы, — собственно, на ноги — и начал колотить себя в грудь, как это обычно делают одни лишь обезьяны. Распространено мнение, что так поступает только горилла, но Шейнфурт, как и Пасхен, прославленный в прошлом веке охотник на обезьян, свидетельствует, что и взрослый шимпанзе может готовиться к схватке точно таким же образом. Неожиданно Тарзан бросился на решетку с такой силой, что закачалась вся клетка. Я не успел отскочить, и ему удалось разорвать мой рукав и даже немного поцарапать меня. При этом он так перебрасывал десятифунтовый груз, который ему привязали к ногам, точно это был футбольный мяч.

В цирке, очевидно, уже знали его повадки. Из фургона выскочил хозяин, из будки служители и официанты, прибежала даже укротительница львов со своим ременным бичом. Она сразу же напустилась на Тарзана, но не успела его усмирить. Зрители высыпали из цирка, стали ее ругать, некоторые дамы громко визжали, другие осуждали нас за жестокость. По всему было видно, что я сорвал представление. Из цирка я выбежал прямо в поле, а так как до сих пор не изучил окрестностей, пришлось проплутать несколько часов, пока крестьяне не указали мне дорогу домой.

Перед домом меня поджидала Гильда. Наш музей помещался в вилле, которую нам завещала местная миллионерша. Вилла напоминала готический костел, но все еще сверкала новизной. Совсем недавно ее реставрировали. Гильда подошла ближе и влепила мне пощечину. (Так кончилось наше знакомство. По крайней мере мне показалось, что оно кончилось.) Но Тарзану сегодня, видимо, досталось еще больше.

В тот вечер я долго не ложился спать. Решил написать письмо Кноллю с просьбой уступить удивительное животное нашему зоологическому саду. Я предложил ему баснословную цену, ибо прекрасно знал, что он все равно не согласится. Но в таком случае я мог потребовать от него подробных сведений: когда, где и при каких обстоятельствах было приобретено это животное. Если же Кнолль не объяснит его происхождения да еще и не предложит купчей, я сообщу обо всем в полицию, ибо считаю, что владелец цирка держит в клетке не обезьяну, а человека, хотя, когда его рассердят, он начинает бить себя кулаками в грудь, как шимпанзе. Кроме того, я заметил, что его одевают в какие-то смехотворные трусы и особого покроя куртки, которые должны скрыть от случайных свидетелей явные признаки его принадлежности к роду человеческому — и прежде всего отсутствие волосяного покрова. Поэтому мне кажется, что я столкнулся с каким-то загадочным преступлением. В любом случае я заставлю говорить о себе.

А ведь к этому, собственно, человек и стремится всю свою жизнь. Мне стало легче переносить несправедливости шефа. На другой же день он выставил меня из светлого кабинета в полуподвал, в отделение пресмыкающихся, что примостилось рядом с коллекциями минералов. Там целый год совсем не топили будто бы из-за того, что сталактиты могут раствориться. Шеф мой нанял также второго практиканта из здешних. Это был немец, который сразу же начал появляться с Гильдой в обществе. Вскоре он даже стал возить ее детскую коляску. Никто на меня не обращал внимания. Они терпели мое присутствие лишь потому, что работал я бесплатно. Да, тогда, в тридцатые годы, когда произошли все эти события, государственных служащих поначалу принимали на работу как практикантов и целый год им ничего не платили. Наверняка меня собирались через год выставить и на мое место взять другого практиканта, который трудился бы столько же, а потом его постигла бы та же участь. Однако они просчитались. Все обернулось совсем иначе. И именно из-за Тарзана.

  12