Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
231 
Воронцов был англоман и вступился за честь Англии.
– Да будет известно вам, – вспылил он, – что самый ничтожный мичман флота Англии знает больше русского адмирала.
Павел Чичагов рывком поднялся из-за стола:
– В вашей сентенции, граф, усматриваю личное оскорбление, ибо являюсь мичманом, а мой отец – адмирал флота российского!
На этом обед закончился. Через два года (в 1794 году) Чичагов снова навестил пасмурные берега Англии, но уже командиром фрегата “Ретвизан”. Английские офицеры зачастили на его корабль, восхваляя чистоту и порядок, они искренно удивлялись высокой маневренности фрегата… В порту Чатам Павел Васильевич сблизился с семьей капитана Проби, у которого была на выданье дочь Елизавета, и молодой офицер не замедлил в нее влюбиться. Это вызвало ответное чувство. Чичагов взял с девицы сердечное согласие – ждать его, чтобы потом вместе с нею вернуться на свою родину.
– Я согласна жить в России, – отвечала девушка…
Вскоре все круто переменилось: на престол вступил император Павел I, носивший титул генерал-адмирала, а помощниками ему были “гатчинские флотоводцы” – Григорий Кушелев и поэт Александр Шишков, давние ненавистники Чичаговых. Услужить императору было легко – для этого надо было беспощадно критиковать все сделанное его матерью. Слепнущий адмирал Василий Чичагов, кавалер Георгия I степени, проглядел в полицейских ведомостях существенное. Среди пунктов царского указа о дамских модах затерялся приказ об уничтожении орденов Георгия и Владимира, полученных в царствование Екатерины II.
– Как?! – негодовал Павел. – Старый Чичагов еще таскает на мундире орден Георгия? Гнать его со службы…
Оскорбленный за отца, Павел Чичагов тоже хотел выйти в отставку, но его отговорил сам отец, рассуждавший так:
– Какие бы тяжкие времена ни переживала отчизна, каждый честный патриот обязан сносить все тяготы службы…
В это же время Павел Васильевич известился, что в Чатаме умер капитан Проби, его дочь осиротела, но, верная своей клятве, она ждет его, чтобы он увез ее в Россию. Чичагов начал хлопоты о поездке в Англию, но Павел заупрямился:
– Передайте этому дураку, что в России полно засидевшихся девиц и не вижу надобности плавать за невестами в Англию.
Чичагов предался отчаянию. Он просил вельмож двора воздействовать на царя, чтобы они напомнили ему: сам лорд Спенсер, командующий английским флотом, самого высокого мнения о нем, о Чичагове. Павел I сдался, заявив Кушелеву:
– Надо ублажить этого упрямого жениха.
– Как? – спросил Кушелев.
– Дам ему чин контр-адмирала, и пусть явится ко мне…
Свидание состоялось во дворце Павловска. Но никак было не миновать Кушелева, сидевшего в передней царя, подобно верному Трезору возле будки. Кушелев вынудил Чичагова на откровенность – после чего, оставив гостя в передней, сам прошел к императору:
– Ваше императорское величество, в приватной беседе с Чичаговым я выяснил нечто ужасное. Чичагов желает изменить вам и перейти на службу Англии, а просьба ехать за невестой – это лишь повод для бегства из России.
– В отставку его! – распорядился Павел.
Кушелев вернулся в переднюю, стал что-то писать.
– Григорий Григорьевич, что вы там пишете?
– Пишу государев указ о вашей отставке.
– Значит, мне можно ехать в Англию?
– Да. Но сначала пройдите в кабинет государя.
Павел (в окружении флигель– и генерал-адъютантов) гневно пыхтел, как самовар, готовый распаяться от непомерного жара.
– Предатель! Ты желал служить лорду Спенсеру?
Тут Чичагов понял, почему так ласково беседовал с ним Григорий Кушелев, и решил дать достойный ответ:
– Лорд Спенсер не возьмет меня даже в юнги, ибо английская конституция не допускает принятия на службу иноземцев.
Павел затопал пудовыми ботфортами:
– Якобинец! Сорвать с него ордена… раздеть! Кушелев, где ты? Тащи с него шпагу. Сейчас дадим ему конституцию…
На Чичагова накинулись дружной сворой, и буквально через минуту он стоял в одних кальсонах, скромно называемых на святой Руси “исподними”. Павел Васильевич уже не помышлял о свободе, ожидая ссылки в Сибирь, и, предчуя дальнюю дорогу, он не растерялся, крикнув императору:
– Ваше величество, у меня в мундире был и бумажник… верните его мне! Там лежат мои последние деньги.
– В крепость! – велел Павел. – Там деньги не нужны…
231 
