Последние отзывы

  128  

Наедине с собой мало кто ведет себя так же, как на людях: кто-то грызет ногти, кто-то в носу ковыряет, а некоторые примеряют женское белье и в таком виде разгуливают по дому, идиоты… А что, не идиоты, что ли?

Белье на баб надо примерять – на молодых, красивых, упругих, с бритыми подмышками и запахом французского парфюма… Эх! А в Лондоне, говорят, красивой бабы днем с огнем не сыщешь… Врут, наверное. Лондон – город богатый, а бабы летят на деньги, как бабочки на огонь. Или как мухи на дерьмо…

Размышляя подобным образом, он как-то незаметно завелся, засопел и начал уже прикидывать, кого бы из продавщиц ему вызвать в кабинет для беседы наедине – Верку или Катьку, но вовремя спохватился и одернул себя. Не о бабах ему сейчас надлежало думать, а о том, как бы прожить, протянуть оставшиеся два дня, не вляпаться в какую-нибудь историю и избежать тех неприятностей, на которые туманно намекал в последнем телефонном разговоре этот лысый упырь Аверкин.

Теперь он понимал, что напрасно не выслушал Аверкина, зря заткнул ему рот. Аверкин был прав: он испугался и сделал попытку спрятать голову в песок: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю… А зря! По крайней мере, хоть знал бы, чего ожидать, с какой стороны прилетит плюха… Э, да что там! Предпринять ведь все равно ничего нельзя, так какой смысл попусту трепать себе нервы?

Умнее всего было бы, конечно, послушаться Аверкина и уехать на это время из города. Но после событий, связанных с иконой, в особенности после смерти Байрачного, у Виктора Павловича начали пошаливать нервы, и не просто пошаливать, а шалить по полной программе, вплоть до потусторонних голосов, видений и прочей чертовщины. Стоило ему остаться одному у себя дома, как в каком-нибудь темном углу беззвучно вырастал Байрачный – худой, иссушенный болезнью, с коричневыми кругами под глазами, с изжелта-зеленоватым лицом, стоял, скалил в жуткой ухмылке желтые вставные челюсти и все манил, манил Виктора Павловича костлявым пальцем, а иногда даже начинал говорить, и ничего приятного в этих его речах не было.

После второго или третьего стакана коньяка Байрачный обыкновенно уходил – просто растворялся в полумраке, и на его месте обнаруживался либо выключенный торшер, либо свернутый в рулон ковер, а то и вовсе пустой угол за книжным шкафом, – а вместо него являлся Жуковицкий в изорванном пулями, залитом кровью светло-сером костюме, в неизменном галстуке-бабочке и с простреленной навылет головой. «Что же ты, Витенька, такой стервец?» – вопрошал он с неуместным весельем и укоризненно качал пробитым черепом на окровавленной морщинистой шее. Голос у него был хриплый, нечеловеческий, и от этого голоса Виктор Павлович начинал ощущать предательскую слабость в коленях, а по первому разу и вовсе чуть не обмочился. Он даже перестал нюхать по вечерам кокаин, но это не помогло: мертвецам было глубоко плевать на его воздержание.

Они приходили независимо от времени суток и количества введенных Ремизовым в себя градусов, затяжек и понюшек и чувствовали себя в его квартире как дома.

Оттого-то он и засиживался допоздна в магазине, где ему, по большому счету, совершенно нечего было делать. А уж о том, чтобы уехать за город, на дачу, он и вовсе подумать не мог – ведь там, на даче, даже соседей за стенкой не было…

Все это не лезло ни в какие ворота. Виктор Павлович всегда придерживался твердого убеждения, что Бога нет – во-первых, так ему было удобнее, а во-вторых, если бы Бог существовал, он бы, наверное, не допустил того беспредела, который уже не первую тысячу лет творился в его хозяйстве. Тем не менее он, убежденный атеист, дошел до того, что опрыскал все углы своего жилища святой водой – не обрызгал, а именно опрыскал, как опрыскивают квартиру инсектицидным аэрозолем.

Увы, святая вода помогла даже меньше, чем дихлофос: тем же вечером покойнички заявились снова, и притом. оба сразу, а не по очереди, как обычно. Пугающими жестами, укорами и невнятными угрозами они на сей раз не ограничились, а очень подробно и доходчиво разъяснили Виктору Павловичу, что ему при таком букете смертных грехов и полном отсутствии раскаяния святая вода поможет как мертвому припарки.

– Козлы вы, ребята, – сказал им заплетающимся от коньяка языком Виктор Павлович. – Что же, по-вашему, если я не буду верить в дождик, то мне и зонтик не нужен? А ну, пошли вон отсюда! Тоже мне, святоши выискались!

Они ушли, но Байрачный на прощание посоветовал вернуть икону и покаяться.

  128