27 
Дон решительно подняла голову:
— Мне с тобой надо поговорить.
Вздохнув, Брент откинул голову на спинку кресла. Ему был знаком этот тон, этот взгляд. Денег не даст.
— Ну давай, говори!
Дон встала, прошлась по балкону. Ну как убедить его, что проклятие лежит не на машине, а на том занятии, которому он позволил полностью себя поглотить!
— Я думаю, тебе надо поискать другое дело. — Чтобы успокоиться, она крепко сжала руками перила. Руганью ничего не добьешься, надо как-то по другому. — Брат предлагал тебе работу в своей…
— Работать с этим самодовольным ослом? Да ни за что!
— Ты всегда говорил, что если бы не стал гонщиком, то занимался бы разработкой новых конструкций машины. Чем плохое занятие?
На этот раз он даже не ответил, только бросил на нее испепеляющий взгляд. Дон сделала медленный вдох, затем такой же выдох и в результате сумела расслабиться, даже улыбнуться.
— Так найди что-нибудь, Брент! Ты уже столько раз был на грани, нельзя же бесконечно испытывать судьбу. — Его молчание становилось невыносимым — лучше бы уж он заорал. — Ну? — потребовала она ответа.
— Гонки — это моя жизнь, Дон. Ты не имеешь права требовать от меня, чтобы я их бросил.
— Еще как имею!
— С какой это стати?
— Потому что я люблю тебя и не хочу твоей гибели, черт побери!
Она отвернулась, не желая, чтобы он видел ее слезы.
— Я не погибну.
— Какие гарантии?
Брент резко отвернулся и уставился на толпу, мельтешащую внизу на улице.
— Дон, судьбу не переиграешь. Но одно я знаю наверняка.
— Что?
— Что я скорее предпочту погибнуть, чем бросить гонки. — В его глазах появился странный блеск. Нет, он, конечно, не хотел расставаться с жизнью, но торчать в каком-нибудь офисе и медленно подыхать там со скуки — да ни за что на свете!
У нее задрожал подбородок, теперь она уже не скрывала слез.
— Я здесь не останусь смотреть, как ты сам себя убиваешь!
— А кто тебя об этом просит? — Брент развернулся на своей коляске и выехал с балкона.
Ужин удался. Брент вел себя безупречно, даже не покрикивал на Кендалл. Правда, Дон немного раздражало, что сиделка вела себя как хозяйка. Она не позволила Дон даже зайти на кухню под предлогом, что та, мол, устала после длинного перелета. Сама все приготовила и сервировала.
— Еще картошки, мистер Ларкин? — Сладко улыбаясь, Кендалл подняла кастрюлю с пюре.
Скотт не преминул сказать несколько добрых слов о кулинарных способностях сиделки. Та зарделась от удовольствия.
— Хотите верьте — хотите нет, а чем больше народа, тем приятнее готовить. Это, пожалуй, единственное, чего мне не хватает вдали от дома. Там я стряпала на всю семью. У меня три брата, мать, отец, да еще дедушка…
Дон почувствовала укол ревности. Девчонка явно неравнодушна к Скотту: прямо начинает светиться, когда он на нее смотрит. Она решила перехватить инициативу.
— Какие у вас планы на будущее? — спросила она.
— Думаю вернуться домой. Займусь какой-нибудь административной работой. И время на учебу останется. — Она говорила с таким жаром, что ее простенькое личико преобразилось, стало почти красивым.
Далее разговор за столом пошел непринужденно, перескакивая с темы на тему. Все много смеялись, чему безусловно способствовали две бутылки вина, принесенные Скоттом. Но в какой-то момент стало заметно, что Брент устал, и не потерявшая бдительности Кендалл вынесла ему приговор — в постель!
— Да оставь! — раздраженно бросил Брент, когда увидел, что сиделка собралась убрать посуду со стола. — Дон со Скоттом все перемоют. — Он потер глаза и зевнул.
— Что вы! — всполошилась Кендалл. — Сейчас я сделаю вам массаж, уложу вас и все приведу в порядок.
Скотт изобразил одну из своих самых неотразимых улыбок:
— Вы уже достаточно потрудились, мисс Стейли. Я помогу. — Он подмигнул Бренту и добавил: — Не в первый раз.
Кендалл ничего не оставалось, как подчиниться. Она пригладила свои темно-каштановые волосы, взялась за ручки кресла и покатила Брента в спальню. Оттуда на кухню еще долго доносились голоса: ворчливый мужской и умиротворяющий — женский.
— Лучшей няньки для него трудно было бы найти! — заметил Скотт. — Он на нее ревет, как медведь, но ее, чувствуется, не запугать…
— Верно, — суховато отреагировала Дон, вытирая стол, — она выше всех похвал.
— Ревнуешь?
— Может быть, — вздохнула Дон.
27 
