Глава 19

Всю ночь Лена пролежала на постели одетая. Сына положила к стенке, велела спать. Звонили постоянно – по телефону, в дверь. В коридоре и в гостиной звучали шаги, неясные голоса, говорили только по-арабски. Слушай не слушай, все равно ничего не поймешь. И все же она прислушивалась, как будто могла понять. Пыталась считать гостей, а гости действительно приходили один за другим. Судя по голосам, в гостиную набилось человек десять. Они то галдели, то вдруг затихали, она слышала гневный голос Мухамеда – узнавала только его. В ванной вдруг зашумела вода, и шумела долго – кто-то мылся. Потом с кухни просочился запах кофе, потом – какого-то жареного мяса. Ей вдруг захотелось есть – она за день ни крошки не съела. Но идти туда и просить?

Уснуть не удавалось, мешали тревога, голод, мешали голоса, мешали мысли. Теперь она как-то особенно остро ощущала контраст между голосами в той комнате и тишиной в этой. Фатиха, чей горячий шепот не давал ей спать все прошедшие ночи, теперь замолчала. «Я даже лицо ее забыла, – подумала в ужасе Лена. – Вот не помню, и все! Ничего не помню…» Лена могла, конечно, восстановить и описать словесно все черты Фатихи. птичий профиль, огромные глаза, густые черные волосы, лежащие крупными мягкими кольцами на узких плечах… Но что толку? Живая Фатиха, та Фатиха, которая смеялась и внимательно прислушивалась к любому звуку, которая тайком курила у приоткрытого окна, которая надтреснутым голосом рассказывала о Сафаре, – та Фатиха умерла Вместо нее почему-то являлось лицо Арифа. «А они в самом деле похожи… – поняла Лена – Но он никогда не был со мной так правдив даже наполовину. Не прощу. Он просто не имел права со мной сходиться, если у него такая страшная семья!»

Она даже застонала от стыда, вспомнив, как все начиналось у них с Арифом. Как все пошло, как все глупо! Конечно, в этом романе не обошлось без сводни. «Можно было бы сказать – судьба свела, – вспоминала она. – Но судьба-то была шлюхой». Девчонка, из-за которой Лена познакомилась с Арифом, действительно моральными качествами не отличалась. Она тоже жила в общаге, в комнате неподалеку от Лены, и почему-то все хотела подружиться. Лене она не нравилась.

«Ее звали Танькой, и другой такой б… свет не видел… – Лена села на кровати, потом встала, облокотилась о подоконник, выглянула. Дождя уже не было, показались звезды. Хотелось плакать, но наплывавшие воспоминания становились поперек слез. – Она все приходила ко мне в комнату и пыталась выяснить, почему я ни с кем до сих пор не живу. А почему я никого не нашла? Ко мне же приставали с четырнадцати лет, и еще как! Только я всегда думала: зачем мне эти проблемы? Боялась забеременеть. Мама вечно пугала болезнями и абортами. Ну, я и смотрела на мужиков как-то старорежимно. Посмеяться, даже выпить вместе, куда-то сходить – ради бога. Даже поцеловаться могла. Но еще что-то? Нет. А вот Танька решила устроить мою судьбу. Она-то каждый день мужиков меняла Всех в общаге перепробовала. Бешенство матки у нее было, что ли?»

Лена вспоминала – Танька как-то зашла к ней в комнату и показала на старые сломанные динамики, стоявшие в углу (Лена их получила в наследство от какого-то студента, жившего здесь прежде).

  126