Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
30 
— Так покажи. Что ты меня путаешь, как барышню? Все равно я к тебе прижиматься не стану — ты совершенно не в моем вкусе.
— Не зарекайся, дружок. Вполне возможно, что станешь. Фамилии я тебе называть не буду. У меня, ты знаешь, и вправду хороший компьютер. Я тут распечатал их фотографии…
— И до сих пор молчишь! Инквизитор.
— Вот посмотри, — сказал Мещеряков, раскладывая на скатерти четыре нечетких отпечатка, — может быть, узнаешь знакомое лицо.
Иллариону не потребовалось и трех секунд, чтобы опознать на одной из фотографий своего вчерашнего гостя.
— Вот он, — сказал Забродов, ногтем подталкивая снимок в сторону Мещерякова.
— Черт бы тебя побрал, Забродов, — с тихой тоской промолвил тот. — Так я и знал. Надо же так вляпаться!
Он сгреб фотографии в кучу и запихал в карман пиджака, не заботясь о том, что они могут помяться. Тут же, словно дождавшись условного сигнала, как из-под земли вырос официант и брякнул на стол две рюмки с коньяком. На лице его, предупреждая возможные упреки, застыло недовольное выражение.
Когда официант ушел, Илларион Забродов прикурил еще одну сигарету, пригубил коньяк и внимательно посмотрел на Мещерякова сквозь табачный дым.
— Ну, — сказал он.
— Хрен гну, — откликнулся полковник. — Ты знаешь, кто это? Ты хоть представляешь, во что ты влип?
— Знал бы — не спрашивал, — тихо сказал Забродов. — Не тяни, Андрей.
— Торопишься? — спросил Мещеряков и со свистом втянул в себя воздух сквозь плотно сжатые оскаленные зубы. — Так вот, гость твой вчерашний, из которого ты обещался, как я понял, вытрясти деръмо, — некто Северцев Дмитрий Антонович. Полковник Северцев. Референт и правая рука генерала армии Драчева, бывшего министра обороны. По некоторым непроверенным пока данным, у него свои люди и в армии, и в ФСБ, и в милиции…
— И в ГРУ, — подхватил Илларион. — Откуда, интересно, поступили такие разнообразные сведения?
— По линии ОСС, — ответил Мещеряков. — Одна-сволочь-сказала. Я ведь тоже не даром свой хлеб ем. А этого стукача, который у нас завелся, я, будь спокоен, вычислю!
Он в сердцах грохнул кулаком по столу, но тут же притих, заметив, что на него стали оборачиваться.
— Я ему пару ловушек уже расставил, — понизив голос, признался он, — и наживку положил — объеденье.
— Смотри, как бы в твои ловушки половина управления не попала, предостерег Илларион. — Не будешь потом знать, что с добычей делать.
— Что правда, то правда, — вздохнул Мещеряков. — Тяжело без тебя, Илларион» — признался вдруг он. — На полигоне бардак, и вообще… Может, вернешься? Тем более, будешь под моим присмотром, да и ребята, в случае чего, в обиду не дадут.
— Ты что же, друг Андрюша, «крышу» мне предлагаешь? Нет уж, спасибо. Да и протекает твоя «крыша».
Глядя на загрустившего Мещерякова, Илларион вдруг дурашливо подмигнул и, имитируя голос деревенской дурочки, тоненько пропищал:
— Нэ журыться, дядьку, нэ журыться, любы. Пидэмо до хмызу — поцилую в губы.
— Сам сочинил? — вяло поинтересовался Мещеряков.
— Так точно.
— Оно и чувствуется. Только вот «в губы» — это как-то сомнительно получилось. И потом, с каких это пор ты у нас хохлом заделался?
— А я, как ты знаешь, воин-интернационалист.
— Да, — медленно произнес Мещеряков. — А помнишь Кабул?
— Помню, — ответил Илларион, решив про себя, что полковник, должно быть, перед встречей все-таки основательно проинспектировал нелегальное содержимое своего сейфа.
Но тот вдруг сел очень прямо и, низко наклонившись над столиком, тихо и раздельно сказал:
— Так вот, капитан, это тебе не Кабул. Сглотнут и косточек не выплюнут, понял?
— Понял, — сказал Илларион, но Мещеряков уже одним движением, как лекарство, выплеснул в рот коньяк и, бросив на скатерть мятую бумажку, поднялся из-за стола.
— Будет нужда — звони, — сказал он. — Чем смогу, помогу.
— Подожди, Андрей, — окликнул его Забродов. — А как твое расследование?
— Пока ничего нового. Извини, брат, спешу. Потом как-нибудь обсудим. Я твою помощь ценю.
— Я твою тоже. Спасибо тебе, полковник.
— Не за что, капитан. Смотри в оба.
Мещеряков вышел, а Илларион Забродов еще долго сидел за угловым столиком, задумчиво глядя, как за темными стеклами падает на Москву кажущийся серебряным в свете фонарей дождь.
Илларион Забродов уже вернулся со своей ежедневной пробежки, неизменно сопровождавшейся физическими упражнениями и боем с тенью у расположенного в ближнем скверике фонтана, принял душ и только-только сел за стол с намерением плотно позавтракать, как в замке входной двери провернулся ключ.
30 
